[Morrigan33]

Я решила выложить все оставшиеся у меня на руках фики по Хете, чтобы затем со спокойной душой заняться ориджами. Этот последний по ОТП.
За идею я благодарна очаровательной мадемуазель,  ~Fleur du mal~ *сделала книксен*
Моей целью было написать что-то приключенческо-романтическое, в духе Дюма и фильмов о 18 веке. Подчеркнуто нереалистично и романтизировано.

Название: Лихие люди
Персонажи: Гилберт, Эржебет, Франциск, Антонио, Родерих, ОСы мельком.
Жанр: романтика, приключения
Рейтинг: PG-13

часть 1

Гилберт осторожно выглянул из кустов, чтобы еще раз осмотреть будущую добычу: карета мирно катила по лесной дороге, позади нее скакали десять драгун. Украшенный позолотой и обитый атласом экипаж поражал роскошью, на дверцах красовался выложенный изумрудами герб. Карету тянула четверка породистых лошадей с плюмажами из страусовых перьев. Кучер и два лакея были облачены в темно-зеленые бархатные ливреи с золотым шитьем.
Красота, да и только!
Изящный кузов казался шкатулкой работы лучшего ювелира. И внутри наверняка хранились драгоценности: изнеженные вельможи или дамы, увешанные брильянтами, с кошельками, полными денег.
Гилберт Байльшмидт, также известный как Белый Дьявол – самый лихой разбойник округи, расплылся в улыбке кота, заметившего на полу пролитые сливки. Когда, не если, а именно когда, он и его ребята распотрошат эту «шкатулочку», вся банда сможет гулять не меньше трех месяцев.
- Знатная добыча, - довольно пропел пристроившийся рядом Франциск Бонфуа. – Какая тонкая работа, наверняка французская. Мне уже не терпится потрогать очаровательные розеточки на крыше. Прелесть.
Он был правой рукой Гилберта, несмотря на манеры придворного щеголя, отлично дрался и слыл одним из лучших фехтовальщиков банды. Байльшмидт часто гадал, почему такой изысканный дворянин прибился к шайке разбойников. Сам Франциск с улыбкой говорил, что ищет развлечений и острых ощущений, но Гилберт подозревал, что он просто промотал все родительское состояние и может заработать лишь грабежом.
- А герб-то на карете знакомый, - протянул Байльшмидт, прищурившись. – Семейство Хедервари.
- Тот самый граф Хедервари? Ференц-Зверюга? Выжимающий из своих крестьян последние копейки на пышные приемы? – Франциск злорадно хмыкнул. – Тогда мы точно сорвем сегодня большой куш. Вот только десяток драгун… Не многовато ли? К тому же с нами нет Тони и его алебарды.
- Да ты посмотри на этих фанфаронов, - пренебрежительно бросил Гилберт, кивком указав на эскорт кареты. – Усищи вразлет, подбитые горностаем доломаны, сбруя в серебре. Такие петухи горазды только гарцевать на парадах, а при первых выстрелах разбегутся, как испуганные курицы! Мы с парнями справимся с этим сбродом и без Тони.
Весельчак Антонио Карьердо был вторым помощником Гилберта и знатным рубакой. Но не далее, как вчера ночью произошло досадное недоразумение: Антонио подвернул ногу, спасаясь от рогоносца-мужа, не оценившего задушевных бесед о богословии, которые Карьедо вел с его женой.
Гилберт похабно хохотнул.
- Пускай Тони отдохнет. Будет теперь знать, что всегда стоит вовремя сматываться, как бы девица не упрашивала задержаться.
Карета медленно приближалась к тому месту, где прятались разбойники, кучер лениво пристегивал коней, драгуны над чем-то смеялись – никто не подозревал, что таит в себе мирный и тихий лес.
– Ладно, кончаем болтать, нас ждет дело, - отрезал Гилберт.
Он обернулся и осмотрел своих ребят, которые прятались в кустах или за деревьями. Все как на подбор крепкие, вооруженные до зубов мужики весело скалились и перешептывались, уже деля добычу. Они знали, что делать и без дополнительных приказов.
Гилберт вышел на дорогу и невозмутимо встал точно на пути кареты. Кучер, заметив его, неразборчиво выругался, натянул поводья. Лошади протестующее заржали, одна встала на дыбы рядом с Байльшмидтом, едва не задев его копытами, но тот даже глазом не моргнул, лишь бесшабашно ухмыльнулся. Кучер, рассмотрев Гилберта получше, побледнел и принялся судорожно осенять себя крестным знаменем.
«Наверняка, еще молитву мысленно читает», - злорадно подумал атаман.
Он прекрасно знал, какое жутко впечатление производит и откровенно наслаждался этим. Бледная кожа мертвеца, белоснежные волосы и кроваво-красные глаза, в которых словно притаилось пламя Ада, вызывали у людей суеверный ужас. И Гилберт с удовольствием играл на чужом страхе: ведь страх дает власть.
Байльшмидт улыбнулся еще шире, наблюдая, как кучер вжимается в стенку кареты и зажмуривает глаза. Но тут вперед выехал один из драгунов: весь такой гордый усатый господин.
- Ты мешаешь, смерд! – рявкнул он. – Проваливай или отведаешь моей плетки.
- Проваливать придется тебе, - ответил Гилберт.
Молниеносным движением он выхватил из-за кушака два пистолета и выстрелил. Первой пулей он уложил драгуна, который даже не успел понять, что происходит. Второй – избавил от земных страданий несчастного кучера.
Следом за выстрелами атамана на дорогу с гиканьем и криками повалили разбойники. Воздух наполнился дымом от выстрелов, истошным лошадиным ржанием и лязгом клинков.
Гилберт засунул пистолеты за пояс и выхватил саблю. Один из драгунов уже понесся на него, он легко отскочил и успел рубануть всадника саблей по ноге, тот вывалился из седла и попал под копыта собственного коня. Затем на Байльшмидта бросился пеший противник, но отправился на небеса, даже не успев взмахнуть саблей.
Гилберт, небрежно стряхнув с клинка кровь, окинул взглядом развернувшееся на лесной дороге маленькое сражение. Как он и предсказывал, драгуны оказались плохими вояками, из десятерых трое уже были мертвы, еще двое, похоже, удрали, а остальные вместе с двумя лакеями продолжали попытки сопротивляться, но разбойники напирали. Франциск изящным взмахом шпаги разрезал горло очередному противнику и, встретившись взглядом с Гилбертом, весело салютовал ему обагренным клинком.
Все было в порядке.
Байльшмидт удовлетворенно хмыкнул и побежал к карете: пора было достойно приветствовать прятавшихся там знатных особ.
- Дамы и господа, извольте выметаться! – насмешливо объявил Гилберт, распахивая отделанную позолотой дверь.
Но вопреки ожиданиям вместо испуганных лиц из полумрака кареты на него уставилось дуло пистолета.
Каким-то чудом Гилберт уклонился, и пуля просвистела возле его уха, срезав прядку волос. Он даже не успел перевести дух, как на него из кареты выпрыгнул человек с обнаженной саблей. Байльшмидт не смог рассмотреть нападающего: хищно сверкающее лезвие требовало сосредоточить на себе все внимание.
На Гилберта обрушился град стремительных ударов, которые он с трудом отразил. Байльшмидт отступил назад, затем мощно контратаковал, и они с противником замерли друг напротив друга. Только теперь Гилберт разглядел, что дерется с хрупким юношей, облаченным в темно-зеленый бархатный камзол. Он оказался удивительно миловидным, темно-рыжие волосы, перетянутые лентой, были слишком длинные даже для светского щеголя. Если бы атаман не ощутил на себе силу его удара, то не поверил бы, что такой женоподобный мальчишка способен держать саблю.
«Так долго возиться с каким-то желторотым юнцом?! Да я таких, как ты, пачками резал!»
Гилберт рассвирепел и ринулся в атаку. Он и его противник закрутились в бешеном танце. Паренек был на диво изворотливым, его клинок порхал стальной бабочкой, появляясь то слева, то справа, а иногда, казалось, с обеих сторон. Гилберт выбился из сил, отражая хитрые удары, у него рябило в глазах от блеска лезвий. Ему все никак не удавалось достать назойливого мальчишку, он злился все больше и больше, но вместе с яростью приходило и другое чувство. Радость. Гилберт давно привык, что на многие лиги вокруг в фехтовании ему не было равных. Поединки уже давно не вызывали у него такого же восторга, как в былые времена. Все получалось слишком легко, с ленцой убивая очередного противника, Байльшмидт чувствовал только скуку.
То ли дело сейчас! Давно никто не заставлял его так попотеть, как вертлявый рыжий паренек. С каждым взмахом клинка в Гилберте просыпались навыки, забытые в отсутствие достойных противников. Вот он уже не только обороняется, но и атакует. Он перехватил инициативу и начал теснить юношу к кромке леса у дороги. Гилберт рубанул, пытаясь попасть ему в плечо, парень отскочил, клинок лишь располосовал на нем камзол и рубаху. Но Байльшмидту и не нужно было его ранить, он и так достиг цели: уклоняясь, юноша отошел еще на несколько шагов назад и уперся спиной толстый ствол старого дуба.
Еще пара взмахов, ложный выпад: и Гилберт обезоружил противника.
- Все, допрыгался, кузнечик, – с издевкой процедил Байльшмидт.
Он поддел клинком подбородок юноши, заставляя того вскинуть голову и вытянуть изящную шею. Гилберт окинул побежденного торжествующим взглядом… и замер.
Камзол распахнулся, порезанная рубашка едва прикрывала грудь. Ладные, округлые холмики. Затвердевшие соски, просвечивающие сквозь легкую ткань. Молочно-белая кожа, на фоне которой накрахмаленная чистая рубашка выглядит темной и грязной.
Гилберт сглотнул и медленно, словно тело отказывалось подчиняться его воле, перевел взгляд на лицо своего противника. Нет, противницы.
Она была чудо, как хороша. В зеленых глазах - ни капли страха, в них сверкал гнев и вызов. На щеках выступил румянец, с полных, чуть приоткрытых губ слетало прерывистое дыхание. Рыжие локоны выбились из хвостика, разметались по плечам водопадом осенних листьев.
Девушка буравила Гилберта полным ярости взглядом, будто и не замечала клинка, застывшего в опасной близости от ее горла. Тигрица. Настоящая тигрица!
Он стоял как истукан, все смотрел и смотрел на нее. Кровь вскипела, понеслась по жилам раскаленной лавой.
- Какая очаровательная пташка к нам залетела, – раздавшийся рядом медовый голос Франциска вывел Гилберта из оцепенения.
Байльшмидт мысленно чертыхнулся, удивляясь собственной глупости – стоять столбом и таращиться на какую-то девицу! Он поспешно вложил шпагу в ножны, а девушка заморгала, словно очнулась ото сна, затем испуганно охнула и запахнула рубашку, сгорбилась, пытаясь скрыть свою красоту от жадных взглядов мужчин.
- Бонжур, мадмуазель, - Франциск продолжал забавляться, осматривая девушку с неприкрытым интересом.
Гилберт ощутил укол злости.
«Да как смеет этот бабник пожирать ее взглядом!»
- Заглохни, Франц, - отрывисто рыкнул Байльшмидт.
- О, миль пардон, атаман! Конечно же, сия прелестная нимфа - ваша законная добыча, - Бонфуа снял шляпу и картинно раскланялся, смахнув дорожную пыль страусовым пером, но затем добавил с хитрой улыбкой. – Но может быть, потом поделишься?..
- Да пошел ты…
В воздухе что-то сверкнуло. Гилберт выбросил вперед руку даже прежде, чем разум осознал, что происходит. Он успел: девица была проворной, точно змея, опоздай он на долю секунды, и она пронзила бы себе горло. Гилберт сжал ее хрупкое запястье железными тисками и выхватил нож из онемевших пальцев.
- Совсем сдурела?! – со смесью изумления и ярости выкрикнул он.
- Сволочь! Пусти! – заорала девушка и забилась, пытаясь вырваться из его хватки. – Я все равно… Язык себе откушу! Лучше умереть, чем… чем… с таким отребьем!
Гилберт заглянул ей в глаза и понял: да, такая выполнит все угрозы. А еще понял: он не сможет причинить ей вред.
- Не верещи, - грубо оборвал Байльшмидт поток лившейся на его голову брани. – Тебя никто не тронет. Даю слово.
Девушка сразу замолчала, посмотрела на него внимательно и цепко.
- Да что стоит слово бандита! – презрительно бросила она.
- Мое – стоит, - Гилберт прямо встретил ее взгляд. – У тебя все равно нет выбора, кроме как поверить мне.
Девушка ничего не ответила, просто обреченно кивнула, и Байльшмидт выпустил ее руку.
- О-ля-ля, - протянул наблюдавший за представлением Франциск. – Как благородно, Гилбо! Обещать даме безопасность. Я и не думал, что в тебе есть рыцарский дух.
Он подошел к Байльшмидту чуть ближе и заговорщически зашептал:
- Неужели любовь с первого взгляда? Губа у тебя не дура, должен признать.
Гилберт едва удержался, чтобы не двинуть по его сияющей физиономии.
- Какая, нахрен, любовь? Совсем на бабах помешался, раз не видишь очевидного, - у Байльшмидта уже был готов ответ, отличное объяснение своему широкому жесту, в которое поверил даже он сам. – Девчонка ехала в карете. Значит, что? Значит, она знатная дама, дубина. Мы сможем получить за нее хороший выкуп, но только если она будет цела и невредима.
- О, мон амии, ты просто гений, - протянул Франциск и как-то странно покосился на атамана, но тот уже не обращал на приятеля внимание.
- Эй, ты! – он повернулся к притихшей девице. – Ты родственница графа Хедервари? Тебе лучше сказать честно, от этого зависит твоя безопасность.
Она с минуту молчала, разглядывая землю у себя под ногами.
- Я дочь графа, - наконец процедила она сквозь зубы.
- Отлично! Тогда молись, чтобы твой папаша поумерил жадность, хотя бы когда речь идет о родной крови, - нарочито грубо произнес Гилберт.
- Теперь вы наша гостья, мадмуазель, - галантно добавил Франциск, снова куртуазно взмахнув шляпой.
Гилберт тщательно связал притихшей пленнице руки веревкой и подвел к своему коню. Остальные разбойники все это время снимали украшения с кареты, проверяли карманы погибших слуг и драгун. Слух о добыче атамана уже разлетелся среди них, они откровенно разглядывали рыжеволосую девушку и обсуждали, не заботясь о приличиях.
- Дочка самого Ференца-Зверюги…
- А она миленькая для отпрыска такой скотины…
- Ты что же думал, у нее будет собачья пасть?
- Попадись она мне в кабаке, я бы ее…
- В мужском платье, ишь ты…
- Смотри, смотри какие ножки…
Пленница попыталась принять невозмутимый вид, но ее щеки пылали, как маков цвет. Стыдливый румянец превратил ее из бойкой амазонки в обычную испуганную девушку, и Гилберта охватило острое желание вступиться за нее.
- Эй, любители почесать языками! Еще слово и я их вам отрежу! – прикрикнул он на своих людей.
Сальные шуточки тут же прекратились, все как один замолчали и сосредоточились на сборе награбленного. В банде Гилберт пользовался неоспоримым авторитетом во многом потому, что разбойники знали – слова атамана никогда не расходятся с делом. Сказал: отрежет язык – значит отрежет.
- Какой ты у нас сегодня предупредительный кавалер, - шепнул Франциск, когда с парой мешков под мышкой проходил мимо Гилберта. – Так заботишься о чести дамы! Я восхищен!
Байльшмидт украдкой показал ему кулак, но Бонфуа лишь загадочно улыбнулся и принялся приторачивать мешки к седлу своего коня. Остальные разбойники тоже грузили добычу на лошадей, и Гилберт занялся своей долей, которая в отличие от мешков с золотом была вертлявой и шумной. Едва он оторвал лоскут от камзола пленницы, как тут же получил протестующий вскрик.
- Да что вы?.. – она бросила на него затравленный взгляд.
- Не бойся, я просто хочу завязать тебе глаза, - Гилберт оскалился. – Мы же не хотим, чтобы ты разболтала папеньке, где находится логово знаменитой банды?
- Я и не боюсь, - бросила девушка, гордо расправив плечи.
Гилберт проверил, что ткань достаточно плотная и через нее действительно ничего не видно. Затем он завязал пленнице глаза, все это время она стояла молча, застыв олицетворяющей аристократическую спесь каменной статуей. Только когда Гилберт подхватил ее на руки и посадил на своего вороного, она едва слышно охнула.
Гилберт легко запрыгнул в седло позади пленницы, разбойники погрузили добычу и отряд тронулся, нырнул в глубину леса, оставляя позади развороченную карету и трупы.
Пленница сидела прямо, словно кол проглотила. Несмотря на то, что места было мало, она пыталась отодвинуться от Гилберта как можно дальше, чтобы не соприкоснуться даже случайно.
- Ты так коню на шею сядешь, - лениво заметил Байльшмидт.
Девушка замерла, и он нарочно придвинулся к ней ближе, обвил рукой ее талию.
- Что вы себе позволяете?! – тут же возмутилась она. – Уберите свои грязные лапы!
- Я держу тебя, чтобы ты не свалилась, - все с тем же наигранным равнодушием объяснил Гилберт. – Будет скверно, если мой выкуп упадет и переломает кости.
На самом деле он был далеко не так спокоен, сердце забилось сильнее, когда он ощутил аромат ее мягких локонов. Он привык к приторно-мерзкому запаху дешевых духов продажных женщин, а от нее пахло свежестью леса, умывшегося кристально-чистой утренней росой.
Девушка раздраженно клацнула зубами и напряглась, точно натянутая струна. Она нагнулась к шее коня, лишь бы между ней и атаманом осталось хотя бы небольшое расстояние. В этот момент вороной перепрыгнул через поваленное дерево, пленница потеряла равновесие, начала заваливаться на бок. Гилберт тут же притянул ее к себе, не давая упасть.
- Я же говорил.
Его дыхание коснулось ее шеи, пленница вздрогнула и ее дрожь передалась Гилберту, разбежалась потоком искр, отдалась сладко-горьким чувством. Неосознанно он сильнее прижал девушку к себе, ощутил гибкость ее юного, сильного тела… Но пленница почти сразу же поспешила отстраниться, и наваждение рассеялось.
«Да что же такое твориться?!» - зло подумал Гилберт и принялся подгонять коня.
Через пару часов они добрались до полянки посреди чащи, где расположилась покосившаяся старая хижина – одно из временных пристанищ банды.
Гилберт остановил коня возле ветхого крыльца, развязал пленнице глаза и стянул ее с седла.
- Позаботься, чтобы о выкупе оповестили графа, - велел Байльшмидт подошедшему Франциску. – Чем быстрее он узнает, тем быстрее мы от нее избавимся.
- Я бы не отказался от того, чтобы такая прелестная мадмуазель пожила с нами подольше, - Бонфуа игриво подмигнул девушке, но она проигнорировала его ужимки, занятая осмотром хижины и поляны.
- Ладно, я все сделаю, - несколько разочарованно вздохнул Франциск.
- Поторопись, - сказал Гилберт, ставя жирную точку в разговоре.
Дернув за веревку, Байльшмидт заставил пленницу войти следом за собой в хижину. Обстановка здесь была далекой от роскоши графского поместья: грубо сколоченный стол, два стула и кровать под выцветшим покрывалом, которое от времени и жирных пятен сменило первоначальный красный на бурый цвет.
Гилберт развязал девушке руки и кивнул на кровать.
- Будешь спать здесь, - и добавил не без иронии, - уж простите, госпожа, что нет шелковых простыней. Чем богаты.
Девушка никак не отреагировала на колкость, спокойно, без всякой брезгливости присела на кровать.
Гилберт повернул стул, уселся и положил подбородок на скрещенные на спинке руки. Он внимательно смотрел на пленницу, она высокомерно вздернула подбородок и обдала его ледяным взглядом, но Байльшмидт продолжал спокойно рассматривать ее. Ему было любопытно, девушка будила в нем необычный интерес.
Гилберт всегда относила к женщинам, как инструментам для удовлетворения определенной потребности. Ему было важно лишь то, что находится у них под юбкой и в декольте, в других местах, кроме постели, они вызывали у атамана раздражение. Глупые, вздорные существа, у которых голова забита сплетнями и тряпками. Но его пленница отличалась от ставшего привычным женского образа. Она была другой. Необычной, притягательной. Она, женщина!, смогла драться с ним на равных. Одно это многого стоило. Ему хотелось узнать о ней побольше.
- Как тебя зовут? – спросил Гилберт.
Ответом ему было лишь презрительное молчание.
- Я же не могу все время обращаться к тебе «эй ты!», - не сдавался Байльшмидт.
Девушка фыркнула и упрямо вздернула подбородок.
- Значит, тебя зовут «Фырк»? – с каменной серьезностью подытожил Гилберт. – Странное имя. Ну и фантазия у твоей матушки. Сочувствую.
Девушка снова фыркнула, но на этот раз от сдерживаемого смеха. В ее глазах заплясали солнечные зайчики, уголки губ чуть приподнялись, но тут она вспомнила, что должна сохранять лицо, и поспешила принять серьезный вид.
- Меня зовут Эржебет, - холодно ответила она и добавила воровато, словно сама испугалась своей смелости. – А как мне называть тебя?
- Гилберт. Гилберт Ба…
- Гилберт Байльшмидт, Белый дьявол. Самый страшный бандит округи, которого легко уходит от стражи и герцогских войск. Убийца и грабитель, - хмуро закончила Эржебет. Веселый блеск покинул ее глаза, теперь она смотрела на атамана строго, с осуждением.
- Убийца и грабитель, - Гилберт расправил плечи, он не собирался перед ней оправдываться. – Но я не большой бандит, чем твой папенька, дочурка Ференца-Зверюги. Он загубил гораздо больше народу, чем я.
Эржебет потупилась, на несколько минут воцарилась тягостное молчание.
- Что теперь со мной будет? – очень тихо спросила девушка.
- Если будешь паинькой - ничего страшного, - Гилберт попытался изобразить любимый медово-сладкий голос Франциска, каким он уговаривал очередную простушку прогуляться на сеновал. Получилось не слишком хорошо, поэтому он плюнул на шутки и заговорил серьезно.
- Если твой папаша пришлет выкуп, мы тебя отпустим.
- А если нет? – голос Эржебет упал до шепота, Гилберт едва ее расслышал.
Байльшмидт не нашелся, что ответить. Если денег не будет, он по всем правила должен убить ее, и послать ее отцу для устрашения пару изящных пальчиков. Но Гилберт уже понял, что не сможет этого сделать.
«Но не отпускать же ее, черт возьми?!»
- Хотя можно не волноваться… Кончено же, отец заплатит столько, сколько попросите, - Эржебет криво улыбнулась, голос резанул болью. – Как же он может позволить сломать такую ценную вещь. Свою малышку Эржи… Да и герцог Эдельштайн…
Она резко замолчала, испуганно взглянула на Гилберта. Решив, видимо, что сболтнула лишнего, Эржебет плотно сжала губы и скрестила руки на груди, показывая этим: «Все, больше ничего не скажу!». Но Гилберт не собирался оставлять ее в покое. Он не привык отказывать себе ни в чем, а сейчас он хотел одного: узнать все об Эржебет Хедервари. Сам того не осознавая, он надеялся понять, почему она притягивает его, а еще лучше – разочароваться в ней, убедиться, что она обычная безмозглая дворяночка и не стоит его внимания.
- Почему ты была в мужском костюме? – продолжал расспросы он. – Я принял тебя за молодого парня. Дамочки обычно расфуфыренные, в красивых платья с кружевами, в париках и перьях.
- У тебя такой большой опыт общения с дамами? – ехидно осведомилась Эржебет.
- Да уж немаленький.
Гилберт нахально усмехнулся, она вспыхнула и отвела взгляд.
- Я всегда надеваю мужской костюм, когда путешествую, - сухо пояснила она. – В штанах гораздо удобнее, чем в пышных юбках, - и добавила с вернувшейся язвительностью. – Наверное, ни одна из твоих знакомых дам еще и не фехтует. Если бы не твоя счастливая звезда, не сносить бы тебе головы!
- Да, дерешься ты знатно, - легко признал Гилберт, он всегда уважал силу. – Техника очень хорошая, но тебе не хватает опыта и физической силы. Где ты училась?
- Брала уроки фехтования вместе с братьями, - Эржебет уже говорила охотно и без стеснения, словно перед ней был не страшный бандит, а старый знакомый. – Матушка, конечно, была против, возмущалась и протестовала. Но отец разрешил…
Она вдруг осеклась и проницательно взглянула на Гилберта.
- А ты?
- Что я? – он озадаченно заморгал.
- Ты не похож на головореза с большой дороги, - рассудительно заметила Эржебет. – Речь, манеры. Не такие грубы, как у крестьян, хотя ты и выставляешь на показ свою неотесанность, но все же… Ты дворянин?
Гилберт фыркнул.
- Еще чего.
Он говорил с неохотой, за которой притаилась радость: она расспрашивает его! Не боится!
- У моего отца была шерстяная мануфактура в Зальцбурге. Вернее есть.
- Так почему ты не там?
Гилберт ощутил непонятное воодушевление о того, что Эржебет интересуется им. Он уже был готов выложить ей всю историю своей бурной жизни, но вовремя прикусил язык. Не к лицу мужчине вести сопливый рассказ о тяжелой доле или жаловаться на судьбу, которая трепала Гилберта нещадно.
- Мы поругались с отцом, я ушел из дома, когда мне было пятнадцать, - коротко ответил он и ухмыльнулся. – Все равно жизнь законопослушного бюргера не для меня. Работа, церковь каждое воскресенье, толстуха-жена и свора детей. Нет, пусть лучше с этим младший брат разбирается. А мой удел лесная дорога, сабля да петля палача.
Гилберт беззаботно расхохотался и заметил, что Эржебет завороженно смотрит на него.
- Я тебе завидую, - выдохнула она. – Вольная воля, конь и дорога…
Они взглянули друг на друга, и между ними протянулась невидимая нить, возникло ощущение общности, единства. В глазах Эржебет Гилберт видел отражение своей мечты о свободе, он потянулся к ней всем своим существом…
Из-за двери донесся шум: возня и приглушенные голоса.
- Я хочу на нее посмотреть!
- Не лезь! Может они сейчас как раз уже…
- Да ладно? Вот так сразу?
- Ага. Наш Гилбо так подобрался, едва ее увидел. Прямо волк на охоте. Весь пылает! Я его никогда таким не видел. Но мадмуазель стоит того. Рыжеволосая, полная огня и страсти!
- Врешь!
- Клянусь своим очарованием и пером на шляпе!
Эржебет покосилась на дверь, затем на Гилберта.
«Я их убью!» - вскипел он.
Байльшмидт встал, громко топая, прошествовал к двери, и рывком распахнул ее. В комнату ввалились Франциск и Антонио, первый растянулся на полу, а второй упал сверху.
Карьедо почти сразу вскочил и, судя по воплю, наступив Франциску на руку.
- Здравствуйте, прекрасная сеньорита! – он театрально взмахнул рукой, подражая тореадорам своей солнечной родины. – Антонио Фернандес Карьедо к вашим услугам!
- Очень приятно, сеньор, - выдавила изумленная Эржебет.
- Чего ты тут распрыгался, Тони? – хмуро осведомился Гилберт. – Неужто твоя лодыжка уже зажила?
- О да, все в полном порядке! – радостно возвестил Антонио. – Смотрите, я даже могу танцевать!
Он сделал несколько па, попытался лихо подскочить, но не рассчитал сил, пошатнулся и полетел на только что вставшего Франциска. Они оба снова упали на пол.
- Тони, черт тебя дери! – Бонфуа далеко не всегда сохранял образ галантного кавалера и мог рявкать не хуже Гилберта. – Жирный боров, ты меня раздавишь! Ты помял мне камзол!
- Я не жирный! – возмутился Антонио.
- Кто же тогда на прошлой неделе сожрал целого кабана в одни присест?!
- Я не виноват, что хочу есть. Матушка говорила, что у меня просто большой желудок.
- Слезай с меня!
Гилберт страдальчески возвел глаза к потолку.
«Жуткие разбойники? Бродячий цирк!»
- Я вас в балаган продам, арлекины, - проворчал он.
Тут в препирательства Франциска и Антонио вплелся новый звук, больше всего похожий на задушенный смех.
Гилберт обернулся к Эржебет: она прикрыла рот ладонью и сдавленно хихикала, потом не выдержала, рассмеялась заливисто и радостно.
Байльшмидт смутился, тут же разозлился и, схватив приятелей за шкирки, как кутят, поднял с пола. Франциск и Антонио посмотрели на него, лица обоих были хитрющими и жутко довольными.
- Все, поиграли и хватит, - отрубил Гилберт и раздраженно добавил. – Придурки.
Он вытолкал весельчаков за дверь.
- До свидания, сеньорита! Я напишу для вас романс и сыграю на гитаре! – прокричал Антонио.
- Оревуар! – Франциск послал Эржебет воздушный поцелуй.
Она помахала им рукой, все еще улыбаясь. Но, когда Гилберт захлопнул дверь и повернулся к пленнице, она нахмурилась.
- Я смотрю на вас, - медленно заговорила она. – Вы такие славные, веселые. Такие… обычные. Обычные люди. Я видела все своими глазами, но все равно не могу поверить, что это вы убили моих слуг, ограбили меня, взяли в заложники.
Эржебет замолчала, Гилберт почувствовал себя неуютно. Совесть никогда его не мучила, но сейчас он ощутил что-то похожее на укол вины. Его мир соприкоснулся с чужим: бандит с большой дороги и высокородная дворянка из сияющих золотом залов. Полные противоположности. Или нет? Ведь в Эржебет не было ненависти и брезгливости, а в тот момент она так страстно говорила о свободе…
«Дурь лезет в голову».
- Мы зарабатываем на жизнь так, как можем, - отчеканил Гилберт и резко сменил тему. – Хижина в твоем полном распоряжении. Я не буду тебя связывать, но не думай, что сможешь легко сбежать.
- Я не буду убегать. Это глупо, - серьезно сказала Эржебет. – Даже если я смогу ускользнуть от вас, то заблужусь в лесу и умру с голоду прежде, чем меня найдут.
- Вот и славно, - буркнул Гилберт.
Он вышел и закрыл снаружи дверь на засов.
Над лесом сгущались сумерки, разбойники развели костер, возле булькающего на огне котелка колдовал Франциск, и воздух был наполнен запахом варящегося мяса.
Вся банда собралась вокруг груды награбленного, шумно деля добычу. Уже завязалась драка, Антонио пытался урезонить поспоривших товарищей.
Гилберт неспешно подошел к гомонящей толпе и поймал за плечо одного из разбойников.
- Ганс, будешь следить за графинькой. Отнеси ей поесть и стереги, - распорядился он и поспешил добавить. – Снаружи дома. Запомни: тронешь девку хоть пальцем или оскорбишь – башку оторву и скажу, что так и было. Усек?
- Понял, атаман, - Ганс, когда-то дезертировавший из армии, поднял было руку, чтобы отдать честь, спохватился, выругался и поспешил к костру.
Гилберт приказал себе не думать о пленнице и, растолкав улюлюкающих разбойников, прошел к не унимающимся спорщикам.
- Мужики, да ладно вам, - примирительно бормотал добряк-Антонио.
- Из-за чего сыр-бор? – перекрыв голос приятеля, спросил Гилберт. – Вот эти безделушки? Нашли из-за чего кулаки чесать. Сейчас я сам решу, кому что достанется.
Дележ добычи продолжался до темноты, когда все получили свое, разбойники расселись вокруг костра. Они заливали в глотки вино, отмечали славный куш и хвастались вымышленными подвигами. Антонио притащил гитару, под треньканье струн грянули песни.
Гилберт слушал в пол уха завывания о бандитской доле и похабные куплеты о веселой трактирщице, вяло отпивая вино и не чувствуя вкуса. Обычно на таких гулянках он орал громче всех и пил за десятерых, но сегодня ему было невесело. В мыслях он все время возвращался к Эржебет. Раз за разом он вспоминал, как они сражались, как легко она двигалась с грацией дикой кошки, как выгибался стройный стан. Вспоминал пылающие дерзкие глаза и серебристый смех. И глубокий голос, то острый, как клинок, то мягкий, как пуховое одеяло.
Наконец, Гилберт не выдержал.
Он отбросил кружку с недопитым вином, рывком поднялся и решительно направился к хижине. Никто не обратил внимания на его уход, лишь Франциск проводил атамана задумчивым взглядом.
Конечно же, охранник возле хижины дрых без задних ног. Гилберт перешагнул через него, отпер дверь и вошел. Комната тонула в сероватом свете полной луны, черно-белые тени четко обрисовывали фигуру спящей на кровати Эржебет. Едва увидев ее, Гилберт ощутил облегчение: не сбежала.
Ступая осторожно, точно на охоте, он подошел к постели и взглянул на пленницу. Она лежала на спине, закинув руки за голову, и едва заметно улыбаясь. Доверчиво и беззаботно. Так кошка показывает пушистый живот гостю, призывая приласкать.
Мурашки побежали от пальцев Гилберта по всему телу, его пробрал озноб, затем стало нестерпимо жарко. Его взгляд скользил по натягивавшей ткань рубашки груди, по лебединой шее, по тугим прядям волос. И наконец, остановился на пухлых губах.
Гилберту мучительно, до дрожи в руках, хотелось прикоснуться к Эржебет. Нет. Не так. Ему хотелось прикасаться к ней снова и снова. Сжать в объятиях, чувствовать как бешено колотится ее сердце. Никогда он не испытывал подобного влечения ни к одной женщине. Желание томило его, не осознавая, что делает, он протянул руку и провел трепещущими пальцами по щеке Эржебет. Кожа у нее была нежной, как у младенца, и живительно теплой. Гилберт шумно вздохнул и склонился к Эржебет…
Она резко открыла глаза, он застыл, невообразимо долгое мгновение они смотрели друг на друга. Изумление, вожделение, надежда – все смешалось в их взглядах.
Эржебет пришла в себя первой и с силой оттолкнула Гилберта. Он отшатнулся: растерянный и раздираемый желанием. Она села на кровати, вжалась в стену, в темноте ее глаза вспыхнули зеленым огнем, как у пойманной в капкан лисицы.
- Так вот какова цена твоему слову, атаман, - с ядовитым презрением процедила она. – Все-таки ты обычный грязный бандит!
Эти слова подействовали на Гилберта гораздо сильнее, чем если бы она отвесила ему пощечину. В голове вспыхнуло решение. Он привык не раздумывать, а действовать, поэтому тут же метнулся вперед, схватил Эржебет за руку и стащил с кровати.
- Не смей! – надрывно закричала она.
Но Гилберт потащил ее к двери не обращая внимания ни на крики, ни на сыпавшиеся на него удары маленьких кулаков.
На улице было тихо, разбойники мертвецким сном спали у костра, теперь их не мог бы разбудить выстрел из пушки, куда уж там воплям Эржебет. Не отправился в объятия Морфея лишь Франциск. Заметив Гилберта и его пленницу, он метнулся к ним.
- Гилбо, что за…
Байльшмидт швырнул Эржебет ему в руки.
- Отвези ее папаше, - прохрипел Гилберт, бешено сверкая глазами. – Сейчас же!
- Но как же деньги? – недоумевал Франциск.
Он приобнял дрожащую Эржебет за плечи, озабочено взглянул на приятеля.
- Гилбо, объясни толком, что случилось.
- Увези ее отсюда, - выдавил Гилберт.
«… иначе я не выдержу».
Франциск то ли все понял, то ли решил, что благоразумнее будет не спорить с распаленным атаманом.
- Хорошо, я доставлю ее домой в целости и сохранности, - пообещал он и тепло улыбнулся Эржебет. – Не волнуйтесь, мадмуазель.
Пленница, похоже, только сейчас поняла, что ее ждет возвращение домой, а не позор. Она перестала дрожать, отстранилась от Франциска и повернулась к Байльшмидту.
- Гилберт, - еще никто и никогда не произносил его имя так. – Ты… отпускаешь меня?
Она смотрела на него со смесью изумления, благодарности и чего-то еще, непонятного, едва уловимого. Лунный свет серебряной кистью обрисовывал ее профиль, делал ее похожей на сказочную хозяйку леса.
- Гилберт, - шепнула она.
- Поезжай, чего встал! – взревел Байльшмидт.
И Франциск настойчиво повел Эржебет прочь.

UPD

А мы продолжаем

часть 2

В трактире «Кабанья голова» стояла удушающая жара, воздух ленивым желе ворочался среди запахов жарящегося мяса, кислого вина и табака. Расположившиеся за крепкими дубовыми столами крестьяне из соседней деревни и путешественники, заглянувшие на огонек, шумно галдели, запивая вином свежие новости. Никто не обращал внимания на трех мужчин, сидевших за дальним столиком у стены: трактир стоял у торгового тракта, мало ли кто заехал пропустить кружку другую после утомительного пути? Поэтому Гилберт, Франциск и Антонио выбрали именно «Кабанью голову», чтобы просаживать деньги. Хозяин, конечно, знал кто они, но не пытался вызвать стражу. Зачем лишаться щедрых посетителей ради того, чтобы жирный судья получил награду за их головы? К тому же, помогая разбойникам сбыть чужое добро, трактирщик неплохо зарабатывал. Все были довольны.

Гилберт залпом выпил вино и, грохнув об стол пустой кружкой, потянулся за бутылкой.

Но она оказалась пуста, постукивания по донышку позволили добыть лишь две капли, медленно сползшие в кружку.

- Эй, еще вина! – зычно крикнул Гилберт.

К ним подлетела румяная, пухленькая служанка.

- Прошу, господа, - она с улыбкой поставила на стол две бутылки и забрала пустую.

- Какая ты расторопная, молодец! – Антонио похлопал девушку чуть пониже спины. Та ойкнула, с притворной строгостью погрозила ему пальцем.

- Ай-яй-яй, а вы шалун, господин. Куда руки тянете?

- Прости, просто ты такая кругленькая и румяная, что я принял тебя за булочку, – Антонио невинно улыбнулся, - вот и решил проверить мягкость. Я люблю сладкие булочки.

- Может у вас и получится полакомиться, - игриво посулила девушка и упорхнула к другому столику, где требовали выпивку.

- Милашка, - протянул Антонио. – Как раз в твоем вкусе, Гилбо.

Гилберт скользнул равнодушным взглядом по пышной груди служанки, которая так и выпирала из-под белой кофты с глубоким вырезом – вот-вот вывалиться. Да, определенно в его вкусе: есть за что подержаться. Вот только желания ее телеса уже не будили. Нет, нет, не то было ему нужно. Перед мысленным взором мелькнула стройная фигурка, взметнулись рыжие локоны…

- Зря стараешься, Тони, - насмешливо произнес Франциск. – Бедный Гилбо отдал свое сердце зеленоглазой нимфе. Эх, пропал наш атаман, пропал.

- Франц, прекращай эти шутки, - зло буркнул Гилберт. – Уже давно не смешно. Достал. Придумай что-нибудь другое.

Но на самом деле Байльшмидта злило все не то, с какой настойчивостью Бонфуа поддевал его историей с Эржебет, а то, что он был абсолютно прав. Гилберт так и не смог забыть графскую дочь.

Он надеялся, что со временем наваждение рассеется, ее образ затеряется среди кутерьмы его обычной жизни: драк, погонь и попоек. Но прошел месяц с их встречи, а охватившая Гилберта болезнь все не проходила. Становилось только хуже. Изумрудная зелень заполняла его сны, мелодичный голос звучал в ушах. Он вспоминал каждое мгновение, которое они провели вместе, каждую делать, каждое слово, испытывая странное наслаждение, сдобренное болью.

Гилберт чувствовал себя пойманным, Эржебет приковала к себе его невидимыми цепями. Это приводило его в ярость, ведь свобода была для него дороже жизни. Но в то же время в душе поселилось приятное, теплое чувство, которого он раньше не знал.

- Послушай, Гилбо, если тебе так нравится Эржебет, зачем себя изводить? Отправляйся к ней, - вдруг предложил Антонио.

Байльшмидт поперхнулся вином.

- Чего?

- Точно, точно, - поддержал Карьедо Франциск и продекламировал вдохновенно, точно отрывок из поэмы. – Под покровом ночи ты заберешься к ней на балкон с букетом полевых цветов, которые собирал на лугу при свете звезд…

- Эй, я никуда не полезу! Я вам что, герой любовник?! – всполошился Гилберт. – Нет, нет, нет!

- Да, да, да! – передразнил его сияющий Антонио. – Ты можешь спеть ей серенаду. Ради такого случая я даже одолжу тебе гитару. Девушки любят песни.

- Отличная мысль, Тони, - поддакнул Франциск. – Я, заботясь о своем несчастном, изнемогающем от любви друге, уже вызнал у слуг усадьбы Хедервари, где комната Эржебет. Так что все готово. Можно отправляться хоть сегодня.

- Я сказал, нет! – Гилберт закричал так, что на них стали оборачиваться другие посетители.

Франциск и Антонио дружно взглянули на атамана, и в их каверзных улыбочках, в хитром блеске глаз он прочел свой приговор. Эти двое не угомоняться, пока не притащат его под окна Эржебет. С букетом и гитарой.

- Я не буду участвовать в ваших дурацких затеях, - твердо заявил Гилберт, решивший отбиваться до конца.

- Еще как будешь, - ласково пообещал Франциск.

- Мы же стараемся ради тебя! – пропел Антонио.

Гилберт сглотнул и потянулся к эфесу сабли…

В итоге совместными усилиями Франциск и Антонио все-таки его уговорили. Байльшмидт сопротивлялся долго и упорно, но скорее для вида. В душе у него все пело при мысли о встрече с Эржебет. Но не мог же он сам взять и пойти к ней? Прибежать как влюбленный идиот! А тут он как бы и не при чем – его уговорили друзья. Он не догадывался, что приятели давно разгадали его нехитрую игру и, зная упрямого атамана как облупленного, уговаривали его не боясь получить удар саблей.

Вечером следующего дня они заняли наблюдательную позицию в парке, который окружал роскошную усадьбу Хедервари. Среди густых кустов, которые по заветам английского садового искусства росли, не зная ножниц, легко было спрятаться.

Гилберт наотрез отказался от гитары и цветов, но его приятели все равно остались довольны, веселясь, как проказливые школяры.

- Вон ее окна, на втором этаже, с голубыми портьерами, - наставлял Франциск.

- Ты уверен? – хмуро осведомился Гилберт. – Не хватало еще мне вместо Эржебет залезть к ее маменьке.

- Тогда ты тоже в накладе не останешься. Я видел госпожу Хедервари - дама в самом соку, - подмигнул ему Франциск.

Гилберт бросил на него зверский взгляд, и Бонфуа замахал руками в притворном ужасе.

- О, пожалуйста, не убивай меня, Великий Атаман! Я клянусь, это ее окна!

Байльшмидт решил, что дальнейшие разговоры ни к чему не приведут и, выбравшись из кустов, подошел к дому. Он снял с пояса веревку, на конце которой был закреплен железный крюк. Размахнувшись, он метнул крюк, и тот уцепился за край балкона. Гилберт подергал веревку, проверяя надежность, поплевал на ладони, и полез.

Он буквально спиной ощущал полные озорства взгляды Франциска и Антонио.

- Если что, мы тебя поймаем, - несся ему вслед шепот. - Давай, давай, Гилбо, принцесса ждет!

Гилберт чувствовал себя полным идиотом. Несколько раз он был готов плюнуть на все, спуститься вниз и уехать, забыв об Эржебет. Но он понимал, что не сможет забыть, и осознание этого гнало его вперед.

Он быстро забрался по веревке, перелез через балкон и оказался перед стеклянной дверью. Она была не заперта, Гилберт осторожно проскользнул в комнату. В камине горел огонь, пытаясь разогнать полумрак, неровный оранжевый свет выхватывал из темноты мебель, обрисовывал резкими мазками. Байльшмидт сразу заметил закрытую пологом кровать у дальней стены. Он живо представил, как Эржебет мирно спит, точно спящая красавица.

«Тьфу, Франц, чтоб тебя, задурил мне голову своей романтической дребеденью».

Но мысль о том, чтобы разбудить Эржебет поцелуем накрепко засела в голове Гилберта. Крадучись, он направился к кровати, но успел сделать только пару шагов.

Гилберт замер: в спину уперлось нечто, подозрительно похожее на дуло пистолета.

- Стоять, - твердо приказал тихий голос. - Повернись. И держи руки так, чтобы я их видела. Будешь дурить – выстрелю, не сомневайся.

Гилберт и не собирался дурить, потому что не узнать это мягкое контральто было невозможно. Он медленно повернулся и взглянул на Эржебет.

- Ты?! – она изумленно охнула и опустила пистолет.

На ее нежных щеках выступил румянец, но скорее всего во всем были виноваты отблески огня. После секундного замешательства Эржебет приняла строгий и отстроенный вид.

- Какого черта ты тут делаешь? – грубовато спросила она.

Гилберт и хотел ответить, но мысли разлетелись стаей испуганных воробьев. Подумать только, он, бравый атаман разбойников, который никогда не лез за словом в карман, робеет и не знает, что сказать! Почему эта девица так действует на него? Он просто стоял и смотрел на Эржебет, любовался точеным носиком, чувственно изогнутыми губами цвета спелой вишни, острыми скулами… Только сейчас, увидев ее, он осознал, как сильно скучал по ней. Хотелось обнять ее, прикоснуться, почувствовать под пальцами шелковистую кожу…

- Ладно, давай сделаем так, - заговорила Эржебета, не дождавшись ответа, голос ее звучал напряженно и неуверенно. – Я не буду звать на помощь и позволю тебе уйти, как ты позволил мне. Тогда мы будем квиты… Можешь даже взять с собой какую-нибудь золотую безделушку или драгоценность. Все настоящие, не сомневайся, ты хорошо выручишь за них.

- Мне не нужны драгоценности, - сипло выдавил Гилберт. – Я пришел не грабить… - он на мгновение замолчал и закончил с тяжелым нажимом. – Я пришел к тебе.

Прорвав плотину, слова полились рекой. Никогда еще Гилберт Байльшмидт не говорил так вдохновенно.

- Не знаю, что ты со мной сделала, чем приворожила, но только теперь не могу я жить как прежде. Раньше у меня была лихая драка, блестящее золото, хмельное вино и женщины, готовые на все. Я был свободен и делал, что хотел. А теперь… На прошлой неделе мы с парнями взяли обоз какого-то графа. Ожерелья из брильянтов, рубинов, изумрудов, шелка и бархат… Ничего не радует. Сбыли мы все это, и я напился. Но вино потеряло вкус. Пошел я к девкам, но их ласки осточертели. Все ты перед глазами стоишь!

Его речь мало походила на нежное признание в любви, он говорил с надрывом и болью, с темной, всепоглощающей страстью.

- Да чтоб тебя!

В сердцах Гилберт ударил кулаком по стене, цветы на шелковых обоях словно смялись под его костяшками.

Он решился посмотреть на Эржебет. Она застыла, широко распахнутые глаза на ее бледном лице казались провалами в черные озера

- Что… как же… ты, - сбиваясь, начала она, но замолчала.

Подбирая слова, она провела кончиком языка по губам. Чуть приоткрытые, влажно блестящие в свете камина. Ее губы манили, призывали попробовать их сладость, впиться, точно в сочный плод.

Гилберт не смог побороть искушение, да и не стремился. Он шагнул к Эржебет.

Их поцелуй был похож на прыжок в пропасть. Восторг, сводящий тело экстаз, стремительный полет. До свиста в ушах, до звона в голове. Гилберту было так хорошо, что происходящее просто не могло быть реальностью.

Эржебет выстрелила.

Пуля отрикошетила от стены, попала в люстру. Жалобно звякнул хрусталь, громоздкая конструкция закачалась и рухнула вниз. Раздавшийся грохот наверняка слышали во всем доме. Во все стороны брызнули осколки.

Гилберт действовал молниеносно, схватил Эржебет в охапку, повалил на ковер и закрыл собой. Хрустальный дождь пробарабанил по его спине, но кожаная куртка защитила от царапин. По комнате резким дребезжанием разнеслось эхо, а затем все стихло.

Гилберт осторожно приподнялся на локте и взглянул на Эржебет.

- Ты что творишь?! – раздраженно выдохнул он.

- Я случайно спустила курок, - сдавленно прошептала она.

- Нечего за пистолет хвататься, если обращаться с ним не умеешь, - проворчал Гилберт.

- Это все ты виноват! – выпалила Эржебет. – Ты… ты…

Она задохнулась, и Гилберт заметил, как пылают ее щеки. Она вся горела, вдруг со всей остротой он ощутил тепло ее тела. Он все еще прижимал ее к полу и был к ней так близко, что чувствовал стук ее сердца, словно держал его в руках.

Весь мир растворился, Эржебет стала для Гилберта центром мироздания. Он склонился к ней, легко-легко коснулся губами ее шеи. Она затрепетала, как пойманная в силки птица.

- Не… надо, - беспомощно, с мольбой произнесла она. – Это неправильно… Я…

Но противореча своим словам, она скользнула маленькими ладошками по его спине в робкой ласке.

Послышался топот ног, дверь в комнату распахнулась. На пороге появились два дюжих лакея, за их спинами маячило испуганное лицо служанки.

- Выстрел! Я слышала выстрел! И грохот! – верещала она.

С секунду слуги таращились на лежащих на полу Гилберта и Эржебет, а затем события понеслись вперед как упряжка испуганных лошадей.

- Госпожа!

Лакеи с криком кинулись вперед и оттащили Гилберта от Эржебет.

- Ах ты паскуда! Выродок! Госпожа, вы не пострадали? Сейчас мы его!

Тяжелый кулак врезался Гилберту в живот, он согнулся пополам от боли, но смог пнуть одного из слуг в колено. Завязалась потасовка, служанка надрывно визжала, Эржебет бегала вокруг дерущихся, пытаясь разнять их.

- Прекратите! Я приказываю! Лайош, Иштван, отпустите его! – кричала она.

Вбежали еще двое лакеев, совместными усилиями они заломили Гилберту руки за спину и заставили опуститься на колени.

- Мразь!

- Отойдите, госпожа!

- Прекратить!

- А-а-а-а, вор, убийца!

- Что здесь происходит? – властный голос легко перекрыл шум.

Все застыли, будто подчинившись заклинанию. В комнату вошел высокий мужчина с роскошными рыжими усами.

- Господин, этот бандит напал на госпожу! – пискнула служанка.

- Отец, я все могу объяснить, - встряла Эржебет.

Граф Хедервари, больше известный как Ференц-Зверюга, не обратил на дочь никакого внимания и взглянул на Гилберта, как на таракана, которого собираются раздавить.

- В подвал его, - холодно распорядился он.

- Но отец…, - начала Эржебет.

- С тобой мы позже поговорим, - голос Ференца-Зверюги не сулил ничего хорошего.

Лакеи подняли Гилберта на ноги и вывели из комнаты. Пока дверь за ним не закрылась, он не отрывал взгляда от лица Эржебет. В ее глазах застыла мука.

Гилберта притащили в сырой, пропитавшийся запахом плесени, подвал и заперли в узкой комнатушке. Тяжелая дубовая дверь выглядела очень надежной, и, когда снаружи щелкнул замок, Гилберт понял, что попался. Граф Хедервари скоро узнает, кто он, и знаменитый разбойник понесет наказание.

«Черт возьми, так глупо попасться, из-за бабы».

Но сам не понимая почему, он не чувствовал в душе злости. Его переполняла безудержная радость, совершенно неуместная для обреченного на смерть. Вкус губ Эржебет, тепло ее тела – пусть ненадолго, но он был рядом с ней, и она ответила ему взаимностью. Ради такого стоило рискнуть головой.

- Влюбленный идиот, - процедил Гилберт сквозь зубы и улыбнулся. – Точно идиот.

Он присел на соломенный тюфяк у стены и уставился в потолок, синяки, оставленные кулаками лакеев, начали ныть. В голове всплыли образы близких: отец – суровый бюргер, трудяга и скряга, всегда собранный и строгий брат, ловелас и хитрец Франциск, наивный весельчак Тони. На смену им пришли яркие картины драк и веселых пирушек. Гилберту стало жаль своей вольной жизни, но смутно он понимал: то, что он испытывает к Эржебет, гораздо дороже постылой свободы. В душе не было страха, а лишь спокойное тепло.

Сквозь зарешеченное окошко в двери проникал слабый свет висевшего в коридоре факела, Гилберт наблюдал, как колеблются на стене его темницы тени. Время для него остановилось, он задремал, во сне снова переживая чудесные мгновения поцелуя. Затем проснулся, прошелся по камере.

«Интересно уже утро или день? Сколько часов прошло?»

Гилберт захотел есть, он забарабанил в дверь, но никто не пришел.

- Вот сволочи, еще и голодом морят, - проворчал он, снова садясь у стены. - Дали бы пожрать напоследок.

Наконец, через бесконечно долгий промежуток времени в замке заскрипел ключ.

Гилберт подкрался к двери и замер. Появилась надежда и зыбкий план: врезать как следует вошедшему слуге и сбежать.

Дверь открылась. На пороге стояла Эржебет. Она выглядела изможденной, горбилась, словно от непомерного груза, под глазами залегли тени.

Гилберт бросился к ней.

- Быстрее, твои друзья ждут тебя с лошадьми в саду, - быстро проговорила она и добавила торжественно, точно молитву. – Жизнь за жизнь. Мой долг уплачен.

Ее слова задели Гилберта.

- Жизнь?

Он рассмеялся горько и зло.

- Какая это жизнь. Ты забрала мою жизнь. Зачем она мне без тебя? Лучше бы твой папаша меня вздернул.

Тонкие руки обвили его шею, нежные губы накрыли его рот. Эржебет целовала его жадно, требовательно, будто в его дыхании заключалась ее жизнь. Гилберт едва успел понять, что происходит, как она отстранилась.

- Через месяц я выхожу замуж, - потухшим голосом произнесла Эржебет. – Я была помолвлена с наследником графа Эдельштайна еще в детстве. Это очень выгодный брак… А теперь уходи, атаман.

Но после такого Гилберт бы ни за что не ушел. Окрыленный, переполненный счастьем он схватил Эржебет за руку.

- Бежим со мной, - с жаром предложил он. – Ты ведь не хочешь замуж. Вместе мы…

- Нет, - ее голос был тверже клинка и резал его плоть. Он сразу понял, что она не отступиться от своего решения.

Эржебет вывела Гилберта из подвала, через кухню в сад, по дороге им не встретилось ни одного слуги. На улице сгустились сумерки, Байльшмидт просидел взаперти почти сутки. В саду их ждали сидящие в седлах Франциск и Антонио, последний держал под уздцы вороного Гилберта.

Карьедо облечено рассмеялся.

- Фух, Гилбо мы уже думали, придется брать усадьбу штурмом, чтобы тебя вызволить.

- Спасибо за помощь, мадмуазель, - Франциск приподнял шляпу и улыбнулся Эржебет. – Без вас наш атаман бы пропал. Ты как, Гилбо? Не ранен?

- В порядке, - коротко ответил Гилберт, забираясь в седло.

Эржебет наблюдала за ним, в ее сухих глазах застыли осколки битого зеленого стекла.

- Прощай, - сказала она. – Я буду помнить тебя всегда. Вот, возьми на память.

Она протянула Гилберту простое золотое колечко, но он отвернулся.

- Я же говорил – мне не нужны драгоценности. Лучше подари своему жениху.

И он пришпорил коня.

Друзья скакали во весь опор, понимая, что Гилберта скоро хватятся и пошлют погоню. Бешеная гонка продолжалась всю ночь, только когда забрезжил рассвет, и впереди показалась кромка знакомого леса, они сбавили ход, позволив взмыленным лошадям отдохнуть.

- Славное приключение вышло, - весело произнес Антонио. – Слава Богу, малышка Эржи помогла, но даже без нее мы все равно тебя бы вытащили, друг.

- И как она? – Франциск прищурившись, взглянул на Гилберта. – Хороша, наверняка. Девственницы это не продажные девки. Шлюхи заляпаны, истрепаны постоянным использованием, как повседневный камзол. А невинные девушки точно парадный костюм. Чистые и свежие. Ах, нежная кожа, которой никогда не пачкали руки другого мужчины… Атласная, упругая… Ты можешь научить ее всему, и она будет примерной ученицей…

- Заткнись! – голос Гилберта больше напоминал звериное рычание. – Заткнись, Франц, или клянусь, я сверну тебе шею!

Друзья недоуменно уставились на него, с лица Бонфуа мгновенно слетела маска дамского угодника, он стал необычайно серьезным.

- Так значит, ты не просто развлекаешься? Мы то думали получится интересная затея… А ты влюбился по-настоящему? Настолько сильно? – Франциск взглянул на Гилберта в упор и в его голосе не звучало обычного легкомысленного веселья. – Скверно. Очень скверно.

- Почему? – изумился Антонио, улыбнулся светло и радостно. – Любовь – это прекрасно! Я рад за тебя, друг.

Он ободряюще хлопнул Гилберта по плечу, тот недовольно отбросил его руку.

- Ничего прекрасного, - Франциск помрачнел, Байльшмидт еще никогда не видел этого повесу таким строгим и собранным. – У вас нет будущего, Гилбо. Подумай кто ты, и кто она. Эржебет не станет размениваться на разбойника с большой дороги. Поверь мне, я разбираюсь в женщинах. Есть дворянки, которые ради любви готовы бросить все, такие сбегут с возлюбленным не колеблясь, даже если он – последний нищий. А твоя Эржебет гордая, честь семьи для таких превыше всего. Она может ненадолго предаться страсти, но твоей не станет никогда. Она вскоре пожалеет о своей слабости, оставит тебя с разбитым сердцем и с гордым видом мученицы пойдет под венец с человеком своего круга… Вообще, от любви одни проблемы. Она делает тебя слабым, зависимым от капризов женщины. Они играют нами, а потом выбрасывают…

Франциск замолчал, взгляд его затуманился, он смотрел на Гилберта, но видел что-то свое. Байльшмидт задумался, представив обрисованную другом картину. Да, конечно, все так и будет. А он просто дурак.

- Послушай моего совета, забудь о ней, - резко произнес Бонфуа. - Сходи в трактир, напейся, хорошенько подерись и трахни смазливую шлюшку, а лучше двух. И забудь, забудь о своей графиньке.

- Какой ты циничный, Франц, - сокрушенно произнес Антонио.

- Я не циничный, а разумный, - Бонфуа снисходительно улыбнулся. – В нашей жизни будет еще столько женщин. Зачем изводить себя из-за одной? Моногамия вредна для здоровья!

- Вот и нет, - с жаром возразил Антонио. – Если ты сам никого не любишь, то и тебя не полюбят. Закончишь жизнь в одиночестве.

- Будто ты нет.

- Неа, - Карьедо мечтательно прищурился. – Вот поднакоплю еще деньжат и вернусь в Андалусию. Там ждет моя Кьяра. Мы купим маленькую ферму, будем выращивать помидоры… И у нас будет куча ребятишек…

- А ты расскажешь Кьяре о Лауре, Марте, Лузие, Амелии и прочих милых дамах? – невинно осведомился Франциск.

- Еще чего! Ей об этом знать вовсе не обязательно, а то с ее крутым норовом буду я есть помидоры с Архангелом Петром, - Антонио весело рассмеялся.

Гилберт слушал болтовню друзей и медленно свирепел. Его раздражали их попытки советовать, лезть ему в душу. Умудренный опытом тон Франциска, беззаботный смех Антонио – бесило, все страшно бесило.

- Без вас разберусь, - прорычал он. – Тоже мне советчики, мать вашу.

Антонио и Франциск переглянулись.

- Гилбо, мы же хотим, как лучше, - Карьедо робко улыбнулся.

- Хоть ты и редкостная скотина, но мы – друзья, - поддакнул Франциск.

Гилберт только махнул рукой и пустил коня в галоп.

запись создана: 16.07.2013 в 10:30

@темы: фанфик, APH

Comments

Morrigan33, замечательно! Ты и правду напомнила мне Дюма, его особые сравнения девушек. Венгрия очень красиво показана - чистая, бойкая, смелая. Хорошая, не жеманная.
Гилберт всё путает Эржебет с парнем, бедный Гил

Этот последний по ОТП.

как? Больше не будет Прувена и Хеталии?

Разбойники!
Прелестно же, действительно очень романтично.
И это же ещё не конец, я надеюсь?

[Morrigan33]

Sam River, спасибо, что прочитала) Приятно, что мне хоть чуть-чуть удалось передать фирменную атмосферу Дюма. А вдохновила меня цитата из Синкевича)
Гилберт всё путает Эржебет с парнем, бедный Гил
*трагическим шепотом* это его карма!
По Хете фики еще будут, но я думаю, что написала по Прувену все, что могла, дальше будут только самоповторы, а это уже плохо.

Рикки Хирикикки, бед трио просто создано, чтобы быть разбойниками с большой дороги Я тут не оригинальна.
Это первая часть. На самом деле я уже давно все напечтала, но во время переустановки винды часть фика безвозвратно погибла. Но я упорна и буду перепечатывать с листочков заново

[~Fleur du mal~]

Ой, мне тут благодарности пишут, а я и знать ничего не знаю! Morrigan33, прости, пожалуйста, я такой слоупок((((
Скопировала твой фик, пойду почитаю, а потом напишу рецензию .

[Morrigan33]

~Fleur du mal~, на самом деле мне немного стыдно за свои графонские вирши перед настоящим филологом, пишу я не очень и больше для личного удовольствия..

[~Fleur du mal~]

Morrigan33, да ладно! Я не такой суровый филолог, каким, возможно, кажусь))
Все прочитала, рецензия будет чуточку попозже. Но она не будет разгромной, обещаю!)))

[Morrigan33]

~Fleur du mal~, тогда ты можешь дождаться окончание истории и сразу прочитать все)
В любом случае мне будет лестно получить твою рецензию

[~Fleur du mal~]

Тогда я выскажусь кратенько, а длинную рецензию приберегу на потом, ok?
Во-первых, среди достоинств «Лихих людей» хочется отметить чистый литературный язык; честное слово, я им наслаждалась. Очень изящно и по-дюмански, текст читается легко и на одном дыхании!
Во-вторых, мне понравился сюжет. Ах, эти головокружительные приключения, в том числе и романтические… Это благодатная почва для фантазии авторов. Знаешь, «мезальянс» разбойника и барышни благородного происхождения напомнил мне главную линию романа Дафны дю Морье «Французов ручей» (в другом издании – «Французова бухта»). Если будет время, обязательно прочитай, тем более что этот роман не отличается большим количеством страниц (около 150-200). Может, почерпнешь еще вдохновения.
Повествование очень убедительно, разные бытовые подробности (например, описание кареты) создают «местный колорит», о котором писал Гюго.
Ну и в-третьих, очень хочется узнать, что будет дальше. Жду продолжения!

[Morrigan33]

~Fleur du mal~, ох, спасибо за такой лестный отзыв) Я рада, что удалось ухватить дух Дюма.
Книгу возьму на заметку) На самом деле идея частично почерпнута из разных фильмов о 18 веке) А главный источник вдохновения тот монолог Богуна, который ты цитировала. Им невозможно не вдохновиться

[~Fleur du mal~]

А главный источник вдохновения тот монолог Богуна, который ты цитировала. Им невозможно не вдохновиться

Это точно! Я, кстати, в ближайшее время собираюсь перечитать "Огнем и мечом". Может, и меня вдоховение посетит)

[Morrigan33]

~Fleur du mal~, вдохновляющая книга, определенно

[~Fleur du mal~]

Хотя в последнее время меня посещают мысли о написании фанфика по другой книге другого автора .

[Morrigan33]

~Fleur du mal~, Дюма?

[~Fleur du mal~]

Morrigan33, нет, и не Дюма . Я вообще так подозреваю, что по этому автору еще никто фиков не писал. Впрочем, поищу, может, что-то и есть. Больше ничего не буду пока рассказывать, а то как всегда наобещаю и либо забуду, либо затяну на дооолгий срок...

[Morrigan33]

~Fleur du mal~, ясно) тогда буду ждать)

[~Fleur du mal~]

О, продолжение появилось! *утащила читать*

[Morrigan33]

~Fleur du mal~, будет еще третья часть) спасибо, что читаешь

[~Fleur du mal~]

Так хочется, чтобы у влюбленных все было хорошо))) Монолог Гилберта, по-моему, ничуть не уступает знаменитому монологу Богуна!
Еще мне почему-то нравится Антонио. Он (как, в общем-то, и Франциск) очаровательны - особенно когда они подначивали Гилберта явиться к Эржебет на свидание
ps Кстати, у себя в дневнике я выложила один из обещанных фанфиков... Там, правда, пока еще совсем нет никаких приключений, это такой "пролог". Хотелось бы услышать мнение опытного автора, стОит ли мне продолжать заниматься написанием фанфиков или нет...

[Morrigan33]

~Fleur du mal~,
Антонио вообще милейший персонаж, наверное самый добрый и честный из представленных)

ага, я видела и все собираюсь почитать - на выходных возьмусь, а то на этой неделе с работой завал =_=

[~Fleur du mal~]

Мне Антонио нравится еще тем, что он испанец... Неравнодушна я к этой нации и к их языку...

на выходных возьмусь, а то на этой неделе с работой завал =_=

Конечно, когда тебе будет удобно)

Ну и жду продолжения этой историй

[Morrigan33]

~Fleur du mal~, ох эти испанские музщины

Обязательно почитаю

[~Fleur du mal~]

ох эти испанские музщины

Обязательно почитаю

Буду ждать твоего отзыва)))

Ух! Точно как приключенческий роман! Затаив дыхание, жду продолжения и надеюсь, что конец будет счастливым!

[Morrigan33]

Рикки Хирикикки, хорошо, что хоть немного удалось написать приключений. Как тебе Тони с помидорами и умудреный опыт Франц?)

Morrigan33, чудный Тони и чудный Франциск. Очень мне нравится, как ты их дружбу всех троих показываешь. Чувствуется, что несмотря на подколки, они друг за друга в огонь и в воду.

[Morrigan33]

Рикки Хирикикки, да, постебаться они любят над Гилбо
вообще я еще работаю над Францем, не всегда получается его образ поймать.