Улыбаемся и машем!
Т-дам. Фанфары, цветы, рукоплескания. Морри выкладывает последнюю главу эпика №1. *раскланялась*
На самом деле я просто решила, что глава пылиться у меня слишком уж долго, пора бы ее явить миру.
Собственно этот фик писался ровно год и был одним из моих первых ПруВенских фиков. За время написания он семь раз поменял концовку, и в конце концов, получилось совсем не то, что я планировала изначально. В целом на мой взгляд, я сдулась к концу фика и не смогла закончить его на бравурной ноте. Увы, так всегда бывает, когда пишешь долго. Я уже давно поняла, что нужно писать пока прет. Вот-прям-щас. Иначе потом будешь разочарован результатом.
Но в любом случае, я рада, что закончила этот фик и продолжаю нежно его любить.
Название: Лихорадка
Фандом: Хеталия
Персонажи: Пруссия\Венгрия, фоном Австрия
Рейтинг: R
Жанр: романтика, ангст, драма, чуток экшена и политики
Бета: последнюю главу никто не бетил. Буду благодарна, если пнете за ошибки.
Дисклеймер: персонажи уже настолько ООС, что даже как-то неудобно писать, что они принадлежат Химарю. Ну правила есть правила.
Глава восьмая и последняя
Елизавета проснулась с чувством, что случилось что-то очень-очень хорошее, какое бывает, когда тебе приснился сон, и хотя ты его уже не помнишь, но точно знаешь - он был просто замечательным. Хедервари не спешила открывать глаза, позволяя ощущению счастья заполнить ее целиком, до краев.
Постепенно всплыли воспоминания о событиях недавних дней. Елизавета поразилась, сколько всего случилось за такое короткое время, как сильно изменилась ее жизнь. Привычный мир рухнул, и на его обломках она начала строить новый. Она не сомневалась, что сделала правильный выбор. Впервые за много лет она не ощущала разлада с собой: она делала то, что хотела сама, а не то, что требовали от нее другие. Елизавета мечтала о свободе и теперь добивается ее. Она хотела быть с Гилбертом, и вот он рядом. Она чувствовала его сильные руки на своей талии, его теплое дыхание щекотало ее щеку.
Елизавета наконец-то открыла глаза и взглянула на Гилберта: он мирно спал, чуть приоткрыв рот и забавно посапывая. Хедервари блаженно улыбнулась и вспомнила, как просыпалась в одной постели с Гилбертом пару недель, а теперь кажется целую вечность, назад. Тогда они еще балансировали на тонкой грани дружбы-любви, теперь же ощущения были совсем другие.
- Мой мужчина, - шепнула Елизавета, пробуя слова на вкус. Ей понравилось, как они звучат.
Она положила руку под голову и принялась рассматривать Гилберта. Во сне гроза Европы выглядел юным, беззащитным и удивительно милым, настолько, что его хотелось обнять и тискать, как ребенка. Елизавета осознала: ей приятно, что лишь она одна может видеть его таким. Что ей он полностью доверяет.
Хедервари осторожно убрала несколько прядок со лба Гилберта, погладила кончиками пальцев его кожу, а затем, поддавшись шаловливому порыву, потянула Байльшмидта за щеку. Он нахмурился, что-то неразборчиво пробормотал и открыл глаза.
Елизавета встретилась с его сонным, рассеянным взглядом и мягко улыбнулась.
- Доброе утро.
Гилберт озадачено заморгал, недоверчиво уставился на Елизавету и вдруг шарахнулся от нее, едва не упав с кровати.
- Черт, сколько же я вчера выпил, если до сих пор всякое чудится… - произнес он так, будто разговаривал сам собой. – И ведь как живая! Не, Гилбо, пора завязывать с бургундским.
Елизавета хихикнула.
- Не знаю, что тебе обычно мерещится с перепою, но я настоящая. Вот, попробуй.
Она взяла руку Гилберта, прижала его ладонь к своей щеке. На минуту Байльшмидт застыл неподвижно, казалось, он даже не дышал.
- Теплая, - наконец прошептал Гилберт. – Лизхен… настоящая...
Он улыбнулся с необычной для него грустью, и сердце Елизаветы отозвалось болью. Она ярко представила, как Байльшмидт в одиночестве напивается у себя в комнате. День за днем, все время один. Тишина, пустота, холодное стекло бутылки вина, которое не согревает.
- Я больше не оставлю тебя, никогда! – пылко пообещала Хедервари, стискивая пальцы Гилберта.
Печальная тень тут же исчезла, улыбка Байльшмидта стала задорной, даже плутовской, в глазах вспыхнул веселый огонек. Он вдруг потянул Елизавету на себя, она охнула от неожиданности, оказавшись прижатой к его груди.
- Знаешь, я все еще не до конца убедился, что ты настоящая, надо провести еще несколько проверок, - с этими словами Гилберт завладел губами Хедервари и самым наглым образом погладил ее пониже спины.
Байльшмидт проявил истинно немецкую педантичность, проверяя подлинность любимой долго и упорно. Но Елизавета против этого совершенно не возражала.
После они просто тихо лежали рядом, Елизавета ласково водила рукой по груди Гилберта.
Она задержалась на маленьком шраме под ключицей, осторожно очертила тонкую линию, затем потянулась и коснулась губами. Гилберт судорожно вздохнул. Неторопливо, смакуя каждое мгновение, Елизавета потянула дорожку из поцелуев ниже. За последнее время она успела понять, что ей дико нравится прикасаться к Гилберту. Чувствовать вкус его кожи, ощущать сладкую дрожь его сильного тела, слышать тяжелое дыхание. Изумительно. Просто чудесно. Она добралась до плоского живота. Здесь был еще один шрам, глубокий старый рубец. Елизавета скользнула по нему кончиком языка и услышала сдавленный стон.
- Скажи, а откуда он? – спросила она, водя пальчиком по уродливому следу былых битв. Ее любопытный взгляд встретился с алым туманом, в котором далеко не сразу появилось понимание.
- Этот? – Гилберт не без гордости улыбнулся. – Сарацинская сабля. Под Иерусалимом…
Маленькая ладошка Хедервари скользнула выше и накрыла второй шрам.
- С одного турнира, - ответил Гилберт на ее невысказанный вопрос и усмехнулся. – Там забавный случай приключился. Франц нацепил какие-то вычурные доспехи с золотым теснением в виде лилий и здоровенными рогами на шлеме. Я спросил, уж не подружка ли ему их подарила. А он обиделся… Рассказать, что было дальше?
- Как-нибудь потом, - Елизавета погрузила пальцы в его волосы и поцеловала.
Отстранившись, она примостила голову Гилберту на плечо и снова принялась медленно вычерчивать пальцем замысловатые узоры на его груди. Он обнял ее одной рукой, другую небрежно закинул за голову.
- У тебя много шрамов, - задумчиво обронила Елизавета.
- Ага, еще парочка на спине. И так, по мелочи, - он тихо рассмеялся. – Шрамы украшают настоящего мужчину, разве не так?
Елизавета уловила в его веселом голосе легкое напряжение и, приподнявшись на локте, взглянула на Гилберта.
«Ты красивый. Со всеми своим шрамами, загрубелыми руками, вечно взъерошенными волосами. Я люблю тебя таким. Каждую черточку».
- Не важно, сколько шрамов будет у тебя на теле, - серьезно произнесла она. – Главное, чтобы не было шрамов на сердце.
- Это уже твоя забота, - Гилберт насмешливо прищурился, как всегда внезапно (он все делал внезапно) перекатился и навис над Елизаветой. – Кстати о боевых отметинах…
Он скользнул рукой по ее бедру, где все еще оставался след от раны, которая так странно свела их.
- Вот женщину они точно не украшают, - продолжила слова Гилберта Елизавета.
Она никогда не тряслась над своей внешностью, ее совершенно не интересовали крема, духи и прочие дамские штучки. Ей было плевать на то, что на ее коже останется грубый рубец. До недавнего времени. Для Гилберта она хотела быть самой красивой, поэтому она невольно вздрогнула, когда он коснулся ее шрама, и отстранилась.
- Я такого не говорил, - Байльшмидт нахмурился.
- Угу, - Елизавета натянула одеяло до самой груди и кривовато улыбнулась. – У меня есть хорошая мазь, думаю, следа не останется. По старому рецепту табунщиков. Я тебе потом дам пару баночек. Ты у нас, конечно, красавец и со шрамам и без, но превращаться в сотню раз перештопанную ветошь не стоит.
Гилберт ничего не ответил, смерил Елизавету задумчивым взглядом и одним быстрым движением сорвал с нее одеяло. Взметнувшись белыми крыльями, ткань упала на пол. Хедервари даже возмутиться не успела, а Гилберт уже склонился к ее ножке, аккуратно поцеловал след от раны, лизнул. Елизавета сдавлено всхлипнула, по телу пробежала жаркая волна.
- Так быстрее заживет, чем от всяких мазей, - уверенно заявил Байльшмидт и продолжил свое «лечение».
Когда его горячий, шершавый язык касался ее шрама, Елизавету бросало в дрожь, она до боли в пальцах стискивала подушку и тяжело дышала. Гилберт стал целовать нежную кожу на внутренней стороне бедра, чуть куснул, заставляя Елизавету ойкнуть. Он перемещался все выше, к самой сокровенной части ее тела, Хедервари поняла, что он задумал и почему-то ужасно смутилась, хотя казалось бы, они уже столько раз занимались любовью этой ночью.
- Не надо, - жалобно попросила она.
Гилберт поднял голову, взглянул на Елизавету, и она поняла, что своими протестами только раззадорила его: теперь этот подлец точно сделает все так, как хочет. Он подул на влажный треугольник волос между ее бедер, Елизавета застонала…
Стук в дверь прозвучал для них громом.
Елизавета едва не подскочила от удивления, а Гилберт подобрался, словно почуявший опасность зверь, и уставился на дверь как на заклятого врага.
- Моя госпожа, - раздался с другой стороны голос управляющего, – прошу прощения за беспокойство, но прибыли бароны. Они хотят засвидетельствовать вам свое почтение. Осмелюсь также напомнить, что вы назначили смотр войск на два часа, а уже полдень.
- Спасибо, - Елизавета поняла, что ее сиплый голос совсем не слышно, прокашлялась и выкрикнула громче. – Спасибо. Передай уважаемым господам, что я буду через полчаса. И принеси сюда завтрак.
- Как прикажете, – в коридоре послышались удаляющиеся шаги.
- Принесла нелегкая, - проворчал Гилберт.
- Ничего не поделаешь, не весь же день в постели валяться. У нас, между прочим, восстание, - Елизавета чувствовала, как пылают румянцем щеки, а внутри все трепещет от недавних восхитительных ощущений, и поэтому старалась за шуткой скрыть волнение.
Хедервари отодвинулась от Гилберта, села на кровати и собралась уже встать, когда он, схватив ее за руку, потянул назад.
- Твои вельможи могут и подождать, не заплесневеют. Лучше иди ко мне.
Последнее было сказано вкрадчивым шепотом, таким необычным для громогласного Гилберта. Елизавета обернулась к Байльшмидту и тут же попала в плен его горящего взгляда. Да, дворяне могли подождать. И смотры, и восстания. Все это было не важно. Значение имели лишь рубиновые глаза и низкий голос ее любимого мужчины. Елизавета уже была готова покориться, забыть обо всем и дальше наслаждаться прикосновениями Гилберта. Но чувство долга все-таки взяло верх.
- Нет уж, - нарочито сурово произнесла она. – Встречу с баронами еще можно отложить, но вот смотр – нет.
- Да ну его к чертям, - протянул Гилберт.
- Что я слышу?! – Хедервари округлила глаза в притворном изумлении. - Ужасный солдафон Байльшмидт отказывается заниматься смотром войск! Эй, незнакомец, куда ты дел моего Гила?
- Зажарил и съел, - «незнакомец» плотоядно облизнулся.
- Ах так? Тогда ты ответишь за это! – возвестила Елизавета и обрушила на голову Гилберта карающий подзатыльник.
Била она не сильно, но Байльшмидт, конечно же, тут же театрально закатил глаза и прикинулся мертвым. Елизавета рассмеялась, встала с кровати и прошла к гардеробу. Не тратя времени на подбор нарядов, Хедервари надела простые штаны, рубаху и камзол.
Когда она вернулась в комнату, Гилберт все также лежал на постели: он небрежно закинул руки за голову и вытянулся во весь рост, словно лев, отдыхающий после удачной охоты.
- Вставай, лентяй, - скомандовала Елизавета.
- Не хочу, - тоном капризного ребенка произнес Гилберт.
Хедервари вздохнула, собрала одежду Байльшмидта, которая с прошлой ночи в беспорядке валялась на полу.
- Подъем! – рявкнула она, швырнув Гилберту кипу одежды. – Нас ждет смотр!
- Лучше устрой смотр моих войск, - Байльшмидт развязно улыбнулся. – Уверяю тебя, они готовы к бою и вытянутся в струнку при первой же команде. Еще можно провести рекогносцировку постели…
Елизавета нехорошо прищурилась.
- А если я твоим бравым войскам наказание устрою за неподчинение приказу?
- Ладно, ладно, я уже встал, - пробурчал Байльшмидт и принялся одеваться.
Как только Гилберт и Елизавета позавтракали и шагнули за порог комнаты, их тут же подхватил вихрь забот. Хедервари встретилась с прибывшими дворянами, которые заверили ее в своей верности и выказали горячее желание бороться с Австрией. Затем вместе с Байльшмидтом, которого она представляла всем, как наемного прусского военного специалиста, Елизавета провела смотр своих полков. Гилберт остался недоволен увиденным, и, когда они остались наедине, прямо высказал Хедервари все, что думает.
- Кавалерия у тебя отличная, неудивительно – что еще ожидать от бывших кочевников? Лошади ухоженные, люди уверенно держатся в седле. Я еще помню твоих драгун по прошлым войнам, хороши, чертяги, - мимолетная улыбка Гилберта погасла. – Но вот пехота ни к черту. Строй держать не умеют, мушкеты сжимают, как дубинки. Солдаты Родди раскатают их только так! Их нужно вымуштровать. Я займусь.
- Конница поважнее пехоты будет, - проворчала Елизавета, но тут же сообразив, что сейчас у них с Байльшмидтом начнется жаркий спор о тактике, поспешила добавить. – Я доверяю твоему военному опыту. Спасибо, что решил взять обучение моих людей на себя.
Таким образом, они разделили обязанности: Гилберт занялся армией, а Елизавета погрузилась в административные дела. Из представителей знатнейших родов Венгрии она выбрала пятерых, которым доверяла больше всего, и объединила их в Совет, призванный управлять страной. Им Елизавета рассказала о плане союза с Пруссией и представила Гилберта официально. От лица Фридриха Байльшмидт заключил с Советом тайный договор о дружбе.
Революция ширилась, пожаром охватывая всю страну. Австрийские чиновники бежали, расположенные в нескольких крепостях гарнизоны либо сдались в плен венгерским полкам, либо были перебиты. Елизавета, конечно, пыталась удержать своих людей от проявлений жестокости, но уследить за всем не могла.
Дух освободительной борьбы захватывал венгров, вооруженные кое-как крестьяне стекались в столицу, чтобы присоединиться к освободительной армии. Вскоре прибыли и прусские полки, вместе с ними войско достигло численности в семнадцать тысяч.
Гилберт весь день пропадал на плацу, занимаясь обучением новобранцев. Елизавета видела его только вечером в их покоях, куда они оба приползали уже настолько измотанными, что могли лишь уснуть в объятиях друг друга. В военном деле она целиком и полностью полагалась на Байльшмидта, у нее и без армии хватало забот, она надеялась, что такой прирожденный вояка, как Гилберт, сможет подготовить ее людей к встрече с отборными полками Родериха. Но вскоре с Хедервари стали поступать жалобы на поведение прусских специалистов, а однажды к ней в кабинет явилась целая делегация венгерских офицеров.
- Моя госпожа, - заговорил старший, - мы не хотели отвлекать вас от государственных дел, но больше молчать не можем. Чужаки, которых вы наняли, переходят все границы! Они ни во что нас не ставят! Жестоко наказывают солдат за малейшую провинность, а иногда вообще без причины.
Далее следовало множество жалоб на грубое поведение Гилберта и его людей.
- Хорошо, давайте пройдем на палац, - выслушав все, предложила Елизавета. – Разберемся на месте.
Приближаясь к той части города, где были оборудованы казармы и места для строевой подготовки, Хедервари услышала знакомый голос, режущий воздух ножом.
- Поднять! Вытянуть! Поставить! Поднять! Вытянуть! Эй, я не говорил поставить! Тяните ногу, собаки! Воевать это вам не коров пасти! Я сделаю из вас солдат! – все это сопровождалось отборной бранью на смеси венгерского и немецкого.
На плацу и без того не отличавшийся добродушием Гилберт превращался в настоящего зверя. Встав в тени какого-то сарая, Елизавета наблюдала, как он гоняет новобранцев до седьмого пота: учить их держать строй и правильно стрелять. Гилберт не стеснялся в выражениях, иногда дело доходило до кулаков.
- Эй, ты, олух! Я сто раз показывал, как держать мушкет! Твоя мамаша тебя в детстве уронила и ты ударился башкой?! Вот так! Правильно! Запомни, наконец! Вы должны стрелять одновременно! Двигаться единым строем, а не кучей овец! Вы должны внушать австриякам страх, а пока, глядя на вас, хочется только плакать и ржать!
Елизавета кривилась от каждого слова Гилберта, невольно сжимая кулаки.
«Да как он смеет так орать на моих людей! Тоже мне великий воин нашелся!»
Венгры всегда отличались гордым нравом, и сейчас они кипели вместе с Елизаветой. Над рядами солдат то и дело проносился возмущенный шепоток, в сторону Гилберта летели полные ненависти взгляды.
Но несмотря на всю злость Хедервари понимала: так нужно. Армия диктует свои законы, в ней нет места свободе и независимости, все подчиняется железной дисциплине. Эту истину в буйных мадьяр можно было вбить только кулаками и криками.
Елизавета приказала себе успокоиться, но вот ее люди успокаиваться не собирались.
Один из новобранцев, крепкий молодой парень с густыми черными усами, наверняка табунщик или пастух, не привыкший подчиняться никому, с силой швырнул на землю мушкет.
- Хватит! Мы тебе не тупое стадо, чтобы так с нами обходиться! Мы требуем уважения!
Остальные солдаты поддержали товарища одобрительным гулом.
- На своих пруссаков будешь орать! – усач грозно надвинулся на Гилберта, но тот не шелохнулся и смерил бунтовщика ледяным взглядом.
- Вернись в строй, солдат. Или отправишься в темницу и будешь сидеть там на хлебе и воде, - отчеканил Байльшмидт.
- И не подумаю! – усач осклабился. – Мадьяры никому не подчиняются!
- Да ну? – насмешливо протянул Гилберт. – А кого же тогда австрияки имели почти двести лет? Засунь свою гордость куда подальше и вернись в строй, иначе вы так и будете лизать им зад!
Парень побагровел от ярости, занес кулак, Гилберт подобрался и ухмыльнулся, предвкушая драку.
Елизавета поспешила вмешаться.
- Хватит! – выкрикнула она, вышла из тени и стремительно подошла к спорщикам.
Увидев ее, новобранцы все как один склонились в поклонах.
- Госпожа Венгрия! Госпожа Венгрия! – понесся со всех сторон благоговейный шепот.
- Госпожа! – усач с надеждой взглянул на нее. – Видите, какая несправедливость тут творится?! Не позволяйте каким-то чужакам унижать нас! Унижая нас, они унижают и вас!
Гилберт просто молча смотрел на Елизавету, в его глазах она прочла вызов: «Давай, заступайся за своих сопляков!».
Хедервари глубоко вздохнула, подавляя желание съездить ему по физиономии.
«Я сама попросила его помочь. Гил прав. И мне, и моим людям следует умерить свою гордыню».
- Я понимаю, как вам тяжело! – Елизавета старалась говорить как можно громче, ее голос звенел над плацем, заполняя собой весь воздух, и люди застыл, слушая ее. - Однако необходимо пройти через все испытания, стерпеть все обиды и несправедливости! Чтобы победить австрийцев, придется на время пожертвовать нашей свободой и смиренно учиться. Вы ведь не хотите снова проиграть только из-за того, что оказались слишком гордыми и неуступчивыми? Я прошу у вас этой жертвы ради нашего будущего! Будущего, в котором мы сможем жить, как хотим, никому не подчиняясь! Я прошу вас слушаться наших помощников из Пруссии, выполнять все их указания. Пожалуйста, сделайте это ради меня. Ради Венгрии!
И Елизавета поклонилась своим людям.
Хедервари поговорила и с другими полками.
С этого дня жалоб больше не поступало.
А через три месяца после того, как Елизавета пребыла в Пресбург и объявила об отделении от Империи Габсбургов, австрийская армия пересекла границу Венгерского королевства. Разведчики доносили, что Родерих собрал около тридцати тысяч людей. Это были закаленные в войнах с французами и пруссаками полки, опасные противники для совсем недавно созданной венгерской армии.
- Гил, скажи честно, как ты оцениваешь мое ополчение, - попросила Елизавета, когда они с Байльшмидтом, склонившись над картами, обдумывали план грядущего столкновения с австрийцами.
- Средне, - ответил Гилберт. – Я сделал все, что мог, но сама понимаешь за месяц невозможно превратить вчерашних крестьян и пастухов в вышколенных солдат. Строй держать они более-менее научились, стреляют метко. После твой пламенной речи они перестали наконец-то разыгрывать из себя хрен знает что и учились нормально. Но сложно предсказать, как они будут держаться против профессиональной армии, - Гилберт ненадолго замолчал, потом с неохотой добавил. – Родди сильный. Его люди храбрые, хорошо обучены, даже мои ребята справлялись с ними с трудом. Не следует его недооценивать только потому, что в последней войне он проиграл.
- Я знаю, - Елизавета кивнула. – Все же я много лет имела возможность видеть его армию изнутри. Он не только на рояле играть умеет, он опасный противник. Нам нужно тщательно продумать план и применить какую-нибудь хитрость. Воспользуемся нашим преимуществом в том, что я на родной земле и прекрасно знаю местность.
Следующие несколько часов Гилберт и Елизавета рассматривали карты и обсуждали различные варианты тактики. Хедервари в который раз заметила, как легко они понимают друг друга, буквально с полуслова: Гилберт словно читал ее мысли, подхватывал идеи, развивал их или отвергал. Они были идеальной парой генералов.
- Была бы у нас армия посильнее, и мы бы захватили с тобой всю Европу, Лизхен! – заявил Гилберт, когда планы были составлены, и они просто сидели рядом, отдыхая и наслаждаясь токайским.
- Для начала надо победить Родериха, а потом уже думать о Европе, - рассудительно заметила Елизавета и чокнулась с Гилбертом. – За победу, мой завоеватель!
- За победу, моя валькирия! – в хрустальный звон бокалов вплелся его веселый смех.
Елизавета тоже рассмеялась, но вымучено – волнение не отпускало ее, ведь впереди ждало первое самостоятельное сражение за много веков.
Армия выступила в поход, и пока она двигалась на встречу австрийцам, Елизавета места себе не находила, постоянно прокручивала в голове планы, разработанные на разные случаи поведения противника. Проверяла и перепроверяла все ли в порядке в полках, все ли офицеры знают, как действовать в той или иной ситуацией.
- Успокойся, - жестко приказал ей Гилберт на второй день похода.
Он взял ее руки в свои, с силой сжал, и Елизавета поняла, что дрожит от возбуждения.
- Мы победим. Раз я так сказал, значит так и будет, - произнес Гилберт, глядя ей в глаза.
Елизавета немного успокоилась. Она не знала, что бы делала без Байльшмидта. Возможно, испугалась бы разгрома и не выступила бы против Родериха. В любом случае, без него ей было бы очень тяжело. Гилберт всегда восхищал ее своей неколебимой, ничем не прошибаемой уверенностью в собственных силах: «Великий обязательно победит!». Его вера в себя передавалась Елизавете, она смотрела вперед с надеждой.
Им удалось заманить австрийскую армию на выгодные для себя позиции и осуществить одну из задуманных хитростей. Во многом им помогла погода, сама венгерская земля помогала своим детям.
Утром, под прикрытием густого тумана, армия восставших атаковала лагерь австрийцев. Нападение застало врага врасплох, к тому же небольшая венгерская артиллерия заняла холм, господствовавший над полем боя и с выгодной позиции обстреливала неприятеля. Елизавета даже начала надеяться, что удастся победить малой кровью. Но австрийцы на удивление быстро оправились, сумели построиться, и завязалась настоящая битва.
Хедервари с презрение отвергла предложение генералов остаться в тылу и ринулась в самую гущу сражения. Она без устали носилась серди своего маленького войска, подбадривая людей, показывая, что их страна с ними.
Елизавета часто смотрела на развивавшийся среди холмов вдали флаг Габсбургов и видела на его месте надменное лицо Родериха. Хедервари хотелось скрестить с ним клинки, доказать, что она не его послушная служанка. Но Родерих никогда лично не появлялся на поле боя, он наблюдал за сражением с безопасного расстояния. Вовсе не из трусости, нет. Только расчет и сухая логика: если с ним что-то случиться, войска будут парализованы. Елизавета и сама понимала, что рациональный Эдельштайн прав, но она не могла вот так вот стоять в стороне. И поэтому неслась в атаку со своими лихими драгунами. И подтаскивала ядра к пушке, у которой убили подносящего…
На левом фланге венгров стояли части, сформированные из личной гвардии Елизаветы и отрядов дворян. Они дрались умело и прекрасно сдерживали натиск австрийцев. В центре сражались пруссаки: они неумолимо наступали на старого врага, словно единый организм. Непоколебимые, жуткие – Елизавете оставалось лишь восхищаться выучкой людей Гилберта. Но вот что ее волновало, так это правый фланг. Там было ополчение. А еще там был Гилберт. Он так и заявил Елизавете, что должен присмотреть за «своими парнями».
Как всегда, отчаянный Байльшмидт лез в самое пекло.
Хедервари не знала, за кого она переживала больше: за него или за ополченцев.
И вот через пару часов после начала боя с правого фланга стали приходить тревожные вести. Когда Елизавета поскакала туда, перед ее глазами предстала удручающая картина разгрома: поле было усеяно трупами, венгры беспорядочно отступали. Некоторые еще пытались держать строй, отстреливались, но многие просто бросали мушкеты и бежали.
Елизавета попыталась найти в этой суматохе, полной крови и порохового дыма, знакомую фигуру. У нее екнуло сердце, когда она все-таки увидела растрепанную белобрысую макушку.
Гилберт пытался остановить разбегающихся солдат и организовать сопротивление. Он забрался на пушку, его зычный голос каким-то чудом перекрыл грохот орудий и крики раненных.
- Вы трусы! – ревел Гилберт. – Где ваша хваленая мадьярская храбрость?!
Над головой Байльшмидта просвистело несколько пуль, но он даже не заметил. Он выхватил саблю, лезвие вызывающе сверкнуло в лучах утреннего солнца.
- Эй, барабанщик, играй атаку! Помирать лишь один раз! За мной!
Гилберт спрыгнул с пушки и побежал прямо на наступающие австрийские полки. Без мушкета, с саблей нагло.
- Братцы, да что же мы перед чужаком позоримся?! – это был тот самый парень с роскошными усами, который едва не подрался с Гилбертом на плацу. – Вперед! За Венгрию!
И он ринулся следом за Гилбертом.
Его клич подхватили сотни глоток, над полем загремело: «За Венгрию!».
Елизавета ощутила, как ее захватывает волна бесшабашной удали и дикого веселья. Кровь вскипала в жилах, тело казалось легким, а в голове было пусто. Есть только клинок в твоих руках и враг перед тобой.
Вперед. Умирать лишь раз.
Хедервари соскочила с седла, выхватила саблю. Ее голос слился с голосами других, она орала что есть мочи, с отчаянной злостью. Так зверь вызывает на поединок своего врага.
Не помня себя, Елизавета побежала вместе со всеми следом за Гилбертом. Нет, не так. Сейчас он уже был не просто Гилбертом. Он был воплощением бога войны. Полный силы, могущества и ярости. Он вел их за собой к победе.
Отчаянная атака на правом фланге переломила ход сражения. Австрийцы дрогнули и обратились в бегство. Поле боя осталось за армией восставших. Венгры праздновали победу.
Вечером в лагере вино лилось рекой, звучали песни и радостный смех. Мадьяры и пруссаки пили вместе, как старые друзья, общий враг объединил их, заставив забыть старые обиды.
Елизавета и Гилберт растворились в море безудержной радости, они лихо отплясывала на столе чардаш, опрокидывали кружку за кружкой. Все слилось в яркий, пестрый хоровод: ликующие крики, тосты, объятия, блестящие глаза красные глаза и белозубая улыбка.
Уже поздно ночью совершенно пьяные они ввалились в свой шатер, и Елизавета без лишних слов толкнула Гилберта на свой походный матрас.
- Эй, что за? – возмутился было он.
- Я хочу воздать почести моему богу войны, - хрипло шепнула Елизавета, впиваясь в его губы…
Но одно выигранное сражение ничего не решает. Впереди Хедервари ждали годы войны, Родерих не собирался так просто ее отпускать. Их армии еще не раз схлестнулись в битве, Елизавета познала и горечь поражений, и сладость побед. Несколько раз все висело на волоске и казалось, что восстание обреченно, но Хедервари удавалось выстоять. Даже когда Родерих на несколько месяцев захватил Пресбург, она не сдалась, а просто перенесла столицу в другое место.
Елизавета не падала духом, потому что даже в самые тяжелые моменты ей было на кого опереться. Гилберт был рядом с ней, незыблемый, как скала. Он твердил молитву: «Мы победим, Лизхен», и, слушая его, она каждый раз находила в себе силы вновь взяться за оружие.
Изматывающая война длилась пять лет. Наконец, Родерих уступил. Хотя ему и удалось заключить мир с Бонфуа и сосредоточить все силы на подавлении бунта, он был сильно истощен годам практически непрерывных воин. К тому же, вдохновленная венгерским примером начала поднимать голову Италия. Империя Габсбургов разваливалась на глазах, и, как всегда рассудительный, Эдельштайн, решил, что лучше прекратить войну.
Они с Елизаветой подписали мир, по которому Австрия признавала свободное Венгерское королевство. Хедервари все же пришлось уступить Родериху часть своих территорий, но исконно венгерские земли осталась за ней.
- Ты не справишься с независимостью, - спокойно заметил Эдельштайн после того, как они с Елизаветой поставили свои подписи на договоре. – Ты слишком долго жила под чужой властью. Я знаю, ты надеешься на Байльшмидта, но он сам едва-едва стал королевством. Он не сможет тебя поддержать, если начнется настоящая большая война. Ты совершаешь ошибку, Елизавета.
- Может быть, - Хедервари упрямо вздернула подбородок. – Но, по крайней мере, это будет моя, - это слово она выделила особо, - и только моя ошибка. А не чья-то навязанная мне воля. Теперь я сама буду распоряжаться своей судьбой.
После подписания мира с Австрией, Елизавета заключила с Гилбертом официальный союз, а закрепил его брак недавно избранного молодого венгерского короля и юной племянницы Фридриха.
В Пресбурге прошли пышные торжества: отмечали и свадьбу, и конец войны, и главное – возрождение Венгерского королевства. Улицы пестрели зелено-красно-белыми знаменами и гирляндами цветов, люди пировали вокруг столов, выставленных на главной площади. А во дворце гремел бал, будто вливаясь в него с самих улиц – сегодня радость объединила все сословия.
Гилберт и Елизавета наблюдали за празднующими людьми, восседая на почетных местах по правую руку от новобрачных. Хедервари тихонько улыбалась, глядя на лучащегося довольством Байльшмидта: он купался во всеобщем внимании, чувствуя себя королем праздника.
Гилберт повернулся к ней и широко улыбнулся.
- Чего мы сидим, Лизхен? Пошли танцевать! Сегодня наш праздник!
- Ты умеешь танцевать? – подозрительно спросила Елизавета.
- Конечно, умею, - напыжился Гилберт. – Великий умеет все. Мы будем сегодня самой лучшей парой… эм… после жениха и невесты.
- О, тогда я с удовольствием станцую с вами, - Хедервари хитро усмехнулась. – Но если ваше Великолепие хоть раз наступит мне на ногу, пощады не будет!
Гилберт расхохотался, подхватил Елизавету под руку и увлек в самую гущу танцующих.
Они кружились в танце, Хедервари смотрела в глаза Гилберту и чувствовала себя абсолютно счастливой. Она знала, что впереди ее еще ждет множество испытаний, что Родерих обязательно попытается ее вернуть. Но она не боялась. Ведь они с Гилбертом были вместе. А это самое главное.
Если кому интересно, будут еще бонусы.
ficbook.net/readfic/142738 - интересующиеся могут прочитать остальные части тут.
На самом деле я просто решила, что глава пылиться у меня слишком уж долго, пора бы ее явить миру.
Собственно этот фик писался ровно год и был одним из моих первых ПруВенских фиков. За время написания он семь раз поменял концовку, и в конце концов, получилось совсем не то, что я планировала изначально. В целом на мой взгляд, я сдулась к концу фика и не смогла закончить его на бравурной ноте. Увы, так всегда бывает, когда пишешь долго. Я уже давно поняла, что нужно писать пока прет. Вот-прям-щас. Иначе потом будешь разочарован результатом.
Но в любом случае, я рада, что закончила этот фик и продолжаю нежно его любить.
Название: Лихорадка
Фандом: Хеталия
Персонажи: Пруссия\Венгрия, фоном Австрия
Рейтинг: R
Жанр: романтика, ангст, драма, чуток экшена и политики
Бета: последнюю главу никто не бетил. Буду благодарна, если пнете за ошибки.
Дисклеймер: персонажи уже настолько ООС, что даже как-то неудобно писать, что они принадлежат Химарю. Ну правила есть правила.
Глава восьмая и последняя
Елизавета проснулась с чувством, что случилось что-то очень-очень хорошее, какое бывает, когда тебе приснился сон, и хотя ты его уже не помнишь, но точно знаешь - он был просто замечательным. Хедервари не спешила открывать глаза, позволяя ощущению счастья заполнить ее целиком, до краев.
Постепенно всплыли воспоминания о событиях недавних дней. Елизавета поразилась, сколько всего случилось за такое короткое время, как сильно изменилась ее жизнь. Привычный мир рухнул, и на его обломках она начала строить новый. Она не сомневалась, что сделала правильный выбор. Впервые за много лет она не ощущала разлада с собой: она делала то, что хотела сама, а не то, что требовали от нее другие. Елизавета мечтала о свободе и теперь добивается ее. Она хотела быть с Гилбертом, и вот он рядом. Она чувствовала его сильные руки на своей талии, его теплое дыхание щекотало ее щеку.
Елизавета наконец-то открыла глаза и взглянула на Гилберта: он мирно спал, чуть приоткрыв рот и забавно посапывая. Хедервари блаженно улыбнулась и вспомнила, как просыпалась в одной постели с Гилбертом пару недель, а теперь кажется целую вечность, назад. Тогда они еще балансировали на тонкой грани дружбы-любви, теперь же ощущения были совсем другие.
- Мой мужчина, - шепнула Елизавета, пробуя слова на вкус. Ей понравилось, как они звучат.
Она положила руку под голову и принялась рассматривать Гилберта. Во сне гроза Европы выглядел юным, беззащитным и удивительно милым, настолько, что его хотелось обнять и тискать, как ребенка. Елизавета осознала: ей приятно, что лишь она одна может видеть его таким. Что ей он полностью доверяет.
Хедервари осторожно убрала несколько прядок со лба Гилберта, погладила кончиками пальцев его кожу, а затем, поддавшись шаловливому порыву, потянула Байльшмидта за щеку. Он нахмурился, что-то неразборчиво пробормотал и открыл глаза.
Елизавета встретилась с его сонным, рассеянным взглядом и мягко улыбнулась.
- Доброе утро.
Гилберт озадачено заморгал, недоверчиво уставился на Елизавету и вдруг шарахнулся от нее, едва не упав с кровати.
- Черт, сколько же я вчера выпил, если до сих пор всякое чудится… - произнес он так, будто разговаривал сам собой. – И ведь как живая! Не, Гилбо, пора завязывать с бургундским.
Елизавета хихикнула.
- Не знаю, что тебе обычно мерещится с перепою, но я настоящая. Вот, попробуй.
Она взяла руку Гилберта, прижала его ладонь к своей щеке. На минуту Байльшмидт застыл неподвижно, казалось, он даже не дышал.
- Теплая, - наконец прошептал Гилберт. – Лизхен… настоящая...
Он улыбнулся с необычной для него грустью, и сердце Елизаветы отозвалось болью. Она ярко представила, как Байльшмидт в одиночестве напивается у себя в комнате. День за днем, все время один. Тишина, пустота, холодное стекло бутылки вина, которое не согревает.
- Я больше не оставлю тебя, никогда! – пылко пообещала Хедервари, стискивая пальцы Гилберта.
Печальная тень тут же исчезла, улыбка Байльшмидта стала задорной, даже плутовской, в глазах вспыхнул веселый огонек. Он вдруг потянул Елизавету на себя, она охнула от неожиданности, оказавшись прижатой к его груди.
- Знаешь, я все еще не до конца убедился, что ты настоящая, надо провести еще несколько проверок, - с этими словами Гилберт завладел губами Хедервари и самым наглым образом погладил ее пониже спины.
Байльшмидт проявил истинно немецкую педантичность, проверяя подлинность любимой долго и упорно. Но Елизавета против этого совершенно не возражала.
После они просто тихо лежали рядом, Елизавета ласково водила рукой по груди Гилберта.
Она задержалась на маленьком шраме под ключицей, осторожно очертила тонкую линию, затем потянулась и коснулась губами. Гилберт судорожно вздохнул. Неторопливо, смакуя каждое мгновение, Елизавета потянула дорожку из поцелуев ниже. За последнее время она успела понять, что ей дико нравится прикасаться к Гилберту. Чувствовать вкус его кожи, ощущать сладкую дрожь его сильного тела, слышать тяжелое дыхание. Изумительно. Просто чудесно. Она добралась до плоского живота. Здесь был еще один шрам, глубокий старый рубец. Елизавета скользнула по нему кончиком языка и услышала сдавленный стон.
- Скажи, а откуда он? – спросила она, водя пальчиком по уродливому следу былых битв. Ее любопытный взгляд встретился с алым туманом, в котором далеко не сразу появилось понимание.
- Этот? – Гилберт не без гордости улыбнулся. – Сарацинская сабля. Под Иерусалимом…
Маленькая ладошка Хедервари скользнула выше и накрыла второй шрам.
- С одного турнира, - ответил Гилберт на ее невысказанный вопрос и усмехнулся. – Там забавный случай приключился. Франц нацепил какие-то вычурные доспехи с золотым теснением в виде лилий и здоровенными рогами на шлеме. Я спросил, уж не подружка ли ему их подарила. А он обиделся… Рассказать, что было дальше?
- Как-нибудь потом, - Елизавета погрузила пальцы в его волосы и поцеловала.
Отстранившись, она примостила голову Гилберту на плечо и снова принялась медленно вычерчивать пальцем замысловатые узоры на его груди. Он обнял ее одной рукой, другую небрежно закинул за голову.
- У тебя много шрамов, - задумчиво обронила Елизавета.
- Ага, еще парочка на спине. И так, по мелочи, - он тихо рассмеялся. – Шрамы украшают настоящего мужчину, разве не так?
Елизавета уловила в его веселом голосе легкое напряжение и, приподнявшись на локте, взглянула на Гилберта.
«Ты красивый. Со всеми своим шрамами, загрубелыми руками, вечно взъерошенными волосами. Я люблю тебя таким. Каждую черточку».
- Не важно, сколько шрамов будет у тебя на теле, - серьезно произнесла она. – Главное, чтобы не было шрамов на сердце.
- Это уже твоя забота, - Гилберт насмешливо прищурился, как всегда внезапно (он все делал внезапно) перекатился и навис над Елизаветой. – Кстати о боевых отметинах…
Он скользнул рукой по ее бедру, где все еще оставался след от раны, которая так странно свела их.
- Вот женщину они точно не украшают, - продолжила слова Гилберта Елизавета.
Она никогда не тряслась над своей внешностью, ее совершенно не интересовали крема, духи и прочие дамские штучки. Ей было плевать на то, что на ее коже останется грубый рубец. До недавнего времени. Для Гилберта она хотела быть самой красивой, поэтому она невольно вздрогнула, когда он коснулся ее шрама, и отстранилась.
- Я такого не говорил, - Байльшмидт нахмурился.
- Угу, - Елизавета натянула одеяло до самой груди и кривовато улыбнулась. – У меня есть хорошая мазь, думаю, следа не останется. По старому рецепту табунщиков. Я тебе потом дам пару баночек. Ты у нас, конечно, красавец и со шрамам и без, но превращаться в сотню раз перештопанную ветошь не стоит.
Гилберт ничего не ответил, смерил Елизавету задумчивым взглядом и одним быстрым движением сорвал с нее одеяло. Взметнувшись белыми крыльями, ткань упала на пол. Хедервари даже возмутиться не успела, а Гилберт уже склонился к ее ножке, аккуратно поцеловал след от раны, лизнул. Елизавета сдавлено всхлипнула, по телу пробежала жаркая волна.
- Так быстрее заживет, чем от всяких мазей, - уверенно заявил Байльшмидт и продолжил свое «лечение».
Когда его горячий, шершавый язык касался ее шрама, Елизавету бросало в дрожь, она до боли в пальцах стискивала подушку и тяжело дышала. Гилберт стал целовать нежную кожу на внутренней стороне бедра, чуть куснул, заставляя Елизавету ойкнуть. Он перемещался все выше, к самой сокровенной части ее тела, Хедервари поняла, что он задумал и почему-то ужасно смутилась, хотя казалось бы, они уже столько раз занимались любовью этой ночью.
- Не надо, - жалобно попросила она.
Гилберт поднял голову, взглянул на Елизавету, и она поняла, что своими протестами только раззадорила его: теперь этот подлец точно сделает все так, как хочет. Он подул на влажный треугольник волос между ее бедер, Елизавета застонала…
Стук в дверь прозвучал для них громом.
Елизавета едва не подскочила от удивления, а Гилберт подобрался, словно почуявший опасность зверь, и уставился на дверь как на заклятого врага.
- Моя госпожа, - раздался с другой стороны голос управляющего, – прошу прощения за беспокойство, но прибыли бароны. Они хотят засвидетельствовать вам свое почтение. Осмелюсь также напомнить, что вы назначили смотр войск на два часа, а уже полдень.
- Спасибо, - Елизавета поняла, что ее сиплый голос совсем не слышно, прокашлялась и выкрикнула громче. – Спасибо. Передай уважаемым господам, что я буду через полчаса. И принеси сюда завтрак.
- Как прикажете, – в коридоре послышались удаляющиеся шаги.
- Принесла нелегкая, - проворчал Гилберт.
- Ничего не поделаешь, не весь же день в постели валяться. У нас, между прочим, восстание, - Елизавета чувствовала, как пылают румянцем щеки, а внутри все трепещет от недавних восхитительных ощущений, и поэтому старалась за шуткой скрыть волнение.
Хедервари отодвинулась от Гилберта, села на кровати и собралась уже встать, когда он, схватив ее за руку, потянул назад.
- Твои вельможи могут и подождать, не заплесневеют. Лучше иди ко мне.
Последнее было сказано вкрадчивым шепотом, таким необычным для громогласного Гилберта. Елизавета обернулась к Байльшмидту и тут же попала в плен его горящего взгляда. Да, дворяне могли подождать. И смотры, и восстания. Все это было не важно. Значение имели лишь рубиновые глаза и низкий голос ее любимого мужчины. Елизавета уже была готова покориться, забыть обо всем и дальше наслаждаться прикосновениями Гилберта. Но чувство долга все-таки взяло верх.
- Нет уж, - нарочито сурово произнесла она. – Встречу с баронами еще можно отложить, но вот смотр – нет.
- Да ну его к чертям, - протянул Гилберт.
- Что я слышу?! – Хедервари округлила глаза в притворном изумлении. - Ужасный солдафон Байльшмидт отказывается заниматься смотром войск! Эй, незнакомец, куда ты дел моего Гила?
- Зажарил и съел, - «незнакомец» плотоядно облизнулся.
- Ах так? Тогда ты ответишь за это! – возвестила Елизавета и обрушила на голову Гилберта карающий подзатыльник.
Била она не сильно, но Байльшмидт, конечно же, тут же театрально закатил глаза и прикинулся мертвым. Елизавета рассмеялась, встала с кровати и прошла к гардеробу. Не тратя времени на подбор нарядов, Хедервари надела простые штаны, рубаху и камзол.
Когда она вернулась в комнату, Гилберт все также лежал на постели: он небрежно закинул руки за голову и вытянулся во весь рост, словно лев, отдыхающий после удачной охоты.
- Вставай, лентяй, - скомандовала Елизавета.
- Не хочу, - тоном капризного ребенка произнес Гилберт.
Хедервари вздохнула, собрала одежду Байльшмидта, которая с прошлой ночи в беспорядке валялась на полу.
- Подъем! – рявкнула она, швырнув Гилберту кипу одежды. – Нас ждет смотр!
- Лучше устрой смотр моих войск, - Байльшмидт развязно улыбнулся. – Уверяю тебя, они готовы к бою и вытянутся в струнку при первой же команде. Еще можно провести рекогносцировку постели…
Елизавета нехорошо прищурилась.
- А если я твоим бравым войскам наказание устрою за неподчинение приказу?
- Ладно, ладно, я уже встал, - пробурчал Байльшмидт и принялся одеваться.
Как только Гилберт и Елизавета позавтракали и шагнули за порог комнаты, их тут же подхватил вихрь забот. Хедервари встретилась с прибывшими дворянами, которые заверили ее в своей верности и выказали горячее желание бороться с Австрией. Затем вместе с Байльшмидтом, которого она представляла всем, как наемного прусского военного специалиста, Елизавета провела смотр своих полков. Гилберт остался недоволен увиденным, и, когда они остались наедине, прямо высказал Хедервари все, что думает.
- Кавалерия у тебя отличная, неудивительно – что еще ожидать от бывших кочевников? Лошади ухоженные, люди уверенно держатся в седле. Я еще помню твоих драгун по прошлым войнам, хороши, чертяги, - мимолетная улыбка Гилберта погасла. – Но вот пехота ни к черту. Строй держать не умеют, мушкеты сжимают, как дубинки. Солдаты Родди раскатают их только так! Их нужно вымуштровать. Я займусь.
- Конница поважнее пехоты будет, - проворчала Елизавета, но тут же сообразив, что сейчас у них с Байльшмидтом начнется жаркий спор о тактике, поспешила добавить. – Я доверяю твоему военному опыту. Спасибо, что решил взять обучение моих людей на себя.
Таким образом, они разделили обязанности: Гилберт занялся армией, а Елизавета погрузилась в административные дела. Из представителей знатнейших родов Венгрии она выбрала пятерых, которым доверяла больше всего, и объединила их в Совет, призванный управлять страной. Им Елизавета рассказала о плане союза с Пруссией и представила Гилберта официально. От лица Фридриха Байльшмидт заключил с Советом тайный договор о дружбе.
Революция ширилась, пожаром охватывая всю страну. Австрийские чиновники бежали, расположенные в нескольких крепостях гарнизоны либо сдались в плен венгерским полкам, либо были перебиты. Елизавета, конечно, пыталась удержать своих людей от проявлений жестокости, но уследить за всем не могла.
Дух освободительной борьбы захватывал венгров, вооруженные кое-как крестьяне стекались в столицу, чтобы присоединиться к освободительной армии. Вскоре прибыли и прусские полки, вместе с ними войско достигло численности в семнадцать тысяч.
Гилберт весь день пропадал на плацу, занимаясь обучением новобранцев. Елизавета видела его только вечером в их покоях, куда они оба приползали уже настолько измотанными, что могли лишь уснуть в объятиях друг друга. В военном деле она целиком и полностью полагалась на Байльшмидта, у нее и без армии хватало забот, она надеялась, что такой прирожденный вояка, как Гилберт, сможет подготовить ее людей к встрече с отборными полками Родериха. Но вскоре с Хедервари стали поступать жалобы на поведение прусских специалистов, а однажды к ней в кабинет явилась целая делегация венгерских офицеров.
- Моя госпожа, - заговорил старший, - мы не хотели отвлекать вас от государственных дел, но больше молчать не можем. Чужаки, которых вы наняли, переходят все границы! Они ни во что нас не ставят! Жестоко наказывают солдат за малейшую провинность, а иногда вообще без причины.
Далее следовало множество жалоб на грубое поведение Гилберта и его людей.
- Хорошо, давайте пройдем на палац, - выслушав все, предложила Елизавета. – Разберемся на месте.
Приближаясь к той части города, где были оборудованы казармы и места для строевой подготовки, Хедервари услышала знакомый голос, режущий воздух ножом.
- Поднять! Вытянуть! Поставить! Поднять! Вытянуть! Эй, я не говорил поставить! Тяните ногу, собаки! Воевать это вам не коров пасти! Я сделаю из вас солдат! – все это сопровождалось отборной бранью на смеси венгерского и немецкого.
На плацу и без того не отличавшийся добродушием Гилберт превращался в настоящего зверя. Встав в тени какого-то сарая, Елизавета наблюдала, как он гоняет новобранцев до седьмого пота: учить их держать строй и правильно стрелять. Гилберт не стеснялся в выражениях, иногда дело доходило до кулаков.
- Эй, ты, олух! Я сто раз показывал, как держать мушкет! Твоя мамаша тебя в детстве уронила и ты ударился башкой?! Вот так! Правильно! Запомни, наконец! Вы должны стрелять одновременно! Двигаться единым строем, а не кучей овец! Вы должны внушать австриякам страх, а пока, глядя на вас, хочется только плакать и ржать!
Елизавета кривилась от каждого слова Гилберта, невольно сжимая кулаки.
«Да как он смеет так орать на моих людей! Тоже мне великий воин нашелся!»
Венгры всегда отличались гордым нравом, и сейчас они кипели вместе с Елизаветой. Над рядами солдат то и дело проносился возмущенный шепоток, в сторону Гилберта летели полные ненависти взгляды.
Но несмотря на всю злость Хедервари понимала: так нужно. Армия диктует свои законы, в ней нет места свободе и независимости, все подчиняется железной дисциплине. Эту истину в буйных мадьяр можно было вбить только кулаками и криками.
Елизавета приказала себе успокоиться, но вот ее люди успокаиваться не собирались.
Один из новобранцев, крепкий молодой парень с густыми черными усами, наверняка табунщик или пастух, не привыкший подчиняться никому, с силой швырнул на землю мушкет.
- Хватит! Мы тебе не тупое стадо, чтобы так с нами обходиться! Мы требуем уважения!
Остальные солдаты поддержали товарища одобрительным гулом.
- На своих пруссаков будешь орать! – усач грозно надвинулся на Гилберта, но тот не шелохнулся и смерил бунтовщика ледяным взглядом.
- Вернись в строй, солдат. Или отправишься в темницу и будешь сидеть там на хлебе и воде, - отчеканил Байльшмидт.
- И не подумаю! – усач осклабился. – Мадьяры никому не подчиняются!
- Да ну? – насмешливо протянул Гилберт. – А кого же тогда австрияки имели почти двести лет? Засунь свою гордость куда подальше и вернись в строй, иначе вы так и будете лизать им зад!
Парень побагровел от ярости, занес кулак, Гилберт подобрался и ухмыльнулся, предвкушая драку.
Елизавета поспешила вмешаться.
- Хватит! – выкрикнула она, вышла из тени и стремительно подошла к спорщикам.
Увидев ее, новобранцы все как один склонились в поклонах.
- Госпожа Венгрия! Госпожа Венгрия! – понесся со всех сторон благоговейный шепот.
- Госпожа! – усач с надеждой взглянул на нее. – Видите, какая несправедливость тут творится?! Не позволяйте каким-то чужакам унижать нас! Унижая нас, они унижают и вас!
Гилберт просто молча смотрел на Елизавету, в его глазах она прочла вызов: «Давай, заступайся за своих сопляков!».
Хедервари глубоко вздохнула, подавляя желание съездить ему по физиономии.
«Я сама попросила его помочь. Гил прав. И мне, и моим людям следует умерить свою гордыню».
- Я понимаю, как вам тяжело! – Елизавета старалась говорить как можно громче, ее голос звенел над плацем, заполняя собой весь воздух, и люди застыл, слушая ее. - Однако необходимо пройти через все испытания, стерпеть все обиды и несправедливости! Чтобы победить австрийцев, придется на время пожертвовать нашей свободой и смиренно учиться. Вы ведь не хотите снова проиграть только из-за того, что оказались слишком гордыми и неуступчивыми? Я прошу у вас этой жертвы ради нашего будущего! Будущего, в котором мы сможем жить, как хотим, никому не подчиняясь! Я прошу вас слушаться наших помощников из Пруссии, выполнять все их указания. Пожалуйста, сделайте это ради меня. Ради Венгрии!
И Елизавета поклонилась своим людям.
Хедервари поговорила и с другими полками.
С этого дня жалоб больше не поступало.
А через три месяца после того, как Елизавета пребыла в Пресбург и объявила об отделении от Империи Габсбургов, австрийская армия пересекла границу Венгерского королевства. Разведчики доносили, что Родерих собрал около тридцати тысяч людей. Это были закаленные в войнах с французами и пруссаками полки, опасные противники для совсем недавно созданной венгерской армии.
- Гил, скажи честно, как ты оцениваешь мое ополчение, - попросила Елизавета, когда они с Байльшмидтом, склонившись над картами, обдумывали план грядущего столкновения с австрийцами.
- Средне, - ответил Гилберт. – Я сделал все, что мог, но сама понимаешь за месяц невозможно превратить вчерашних крестьян и пастухов в вышколенных солдат. Строй держать они более-менее научились, стреляют метко. После твой пламенной речи они перестали наконец-то разыгрывать из себя хрен знает что и учились нормально. Но сложно предсказать, как они будут держаться против профессиональной армии, - Гилберт ненадолго замолчал, потом с неохотой добавил. – Родди сильный. Его люди храбрые, хорошо обучены, даже мои ребята справлялись с ними с трудом. Не следует его недооценивать только потому, что в последней войне он проиграл.
- Я знаю, - Елизавета кивнула. – Все же я много лет имела возможность видеть его армию изнутри. Он не только на рояле играть умеет, он опасный противник. Нам нужно тщательно продумать план и применить какую-нибудь хитрость. Воспользуемся нашим преимуществом в том, что я на родной земле и прекрасно знаю местность.
Следующие несколько часов Гилберт и Елизавета рассматривали карты и обсуждали различные варианты тактики. Хедервари в который раз заметила, как легко они понимают друг друга, буквально с полуслова: Гилберт словно читал ее мысли, подхватывал идеи, развивал их или отвергал. Они были идеальной парой генералов.
- Была бы у нас армия посильнее, и мы бы захватили с тобой всю Европу, Лизхен! – заявил Гилберт, когда планы были составлены, и они просто сидели рядом, отдыхая и наслаждаясь токайским.
- Для начала надо победить Родериха, а потом уже думать о Европе, - рассудительно заметила Елизавета и чокнулась с Гилбертом. – За победу, мой завоеватель!
- За победу, моя валькирия! – в хрустальный звон бокалов вплелся его веселый смех.
Елизавета тоже рассмеялась, но вымучено – волнение не отпускало ее, ведь впереди ждало первое самостоятельное сражение за много веков.
Армия выступила в поход, и пока она двигалась на встречу австрийцам, Елизавета места себе не находила, постоянно прокручивала в голове планы, разработанные на разные случаи поведения противника. Проверяла и перепроверяла все ли в порядке в полках, все ли офицеры знают, как действовать в той или иной ситуацией.
- Успокойся, - жестко приказал ей Гилберт на второй день похода.
Он взял ее руки в свои, с силой сжал, и Елизавета поняла, что дрожит от возбуждения.
- Мы победим. Раз я так сказал, значит так и будет, - произнес Гилберт, глядя ей в глаза.
Елизавета немного успокоилась. Она не знала, что бы делала без Байльшмидта. Возможно, испугалась бы разгрома и не выступила бы против Родериха. В любом случае, без него ей было бы очень тяжело. Гилберт всегда восхищал ее своей неколебимой, ничем не прошибаемой уверенностью в собственных силах: «Великий обязательно победит!». Его вера в себя передавалась Елизавете, она смотрела вперед с надеждой.
Им удалось заманить австрийскую армию на выгодные для себя позиции и осуществить одну из задуманных хитростей. Во многом им помогла погода, сама венгерская земля помогала своим детям.
Утром, под прикрытием густого тумана, армия восставших атаковала лагерь австрийцев. Нападение застало врага врасплох, к тому же небольшая венгерская артиллерия заняла холм, господствовавший над полем боя и с выгодной позиции обстреливала неприятеля. Елизавета даже начала надеяться, что удастся победить малой кровью. Но австрийцы на удивление быстро оправились, сумели построиться, и завязалась настоящая битва.
Хедервари с презрение отвергла предложение генералов остаться в тылу и ринулась в самую гущу сражения. Она без устали носилась серди своего маленького войска, подбадривая людей, показывая, что их страна с ними.
Елизавета часто смотрела на развивавшийся среди холмов вдали флаг Габсбургов и видела на его месте надменное лицо Родериха. Хедервари хотелось скрестить с ним клинки, доказать, что она не его послушная служанка. Но Родерих никогда лично не появлялся на поле боя, он наблюдал за сражением с безопасного расстояния. Вовсе не из трусости, нет. Только расчет и сухая логика: если с ним что-то случиться, войска будут парализованы. Елизавета и сама понимала, что рациональный Эдельштайн прав, но она не могла вот так вот стоять в стороне. И поэтому неслась в атаку со своими лихими драгунами. И подтаскивала ядра к пушке, у которой убили подносящего…
На левом фланге венгров стояли части, сформированные из личной гвардии Елизаветы и отрядов дворян. Они дрались умело и прекрасно сдерживали натиск австрийцев. В центре сражались пруссаки: они неумолимо наступали на старого врага, словно единый организм. Непоколебимые, жуткие – Елизавете оставалось лишь восхищаться выучкой людей Гилберта. Но вот что ее волновало, так это правый фланг. Там было ополчение. А еще там был Гилберт. Он так и заявил Елизавете, что должен присмотреть за «своими парнями».
Как всегда, отчаянный Байльшмидт лез в самое пекло.
Хедервари не знала, за кого она переживала больше: за него или за ополченцев.
И вот через пару часов после начала боя с правого фланга стали приходить тревожные вести. Когда Елизавета поскакала туда, перед ее глазами предстала удручающая картина разгрома: поле было усеяно трупами, венгры беспорядочно отступали. Некоторые еще пытались держать строй, отстреливались, но многие просто бросали мушкеты и бежали.
Елизавета попыталась найти в этой суматохе, полной крови и порохового дыма, знакомую фигуру. У нее екнуло сердце, когда она все-таки увидела растрепанную белобрысую макушку.
Гилберт пытался остановить разбегающихся солдат и организовать сопротивление. Он забрался на пушку, его зычный голос каким-то чудом перекрыл грохот орудий и крики раненных.
- Вы трусы! – ревел Гилберт. – Где ваша хваленая мадьярская храбрость?!
Над головой Байльшмидта просвистело несколько пуль, но он даже не заметил. Он выхватил саблю, лезвие вызывающе сверкнуло в лучах утреннего солнца.
- Эй, барабанщик, играй атаку! Помирать лишь один раз! За мной!
Гилберт спрыгнул с пушки и побежал прямо на наступающие австрийские полки. Без мушкета, с саблей нагло.
- Братцы, да что же мы перед чужаком позоримся?! – это был тот самый парень с роскошными усами, который едва не подрался с Гилбертом на плацу. – Вперед! За Венгрию!
И он ринулся следом за Гилбертом.
Его клич подхватили сотни глоток, над полем загремело: «За Венгрию!».
Елизавета ощутила, как ее захватывает волна бесшабашной удали и дикого веселья. Кровь вскипала в жилах, тело казалось легким, а в голове было пусто. Есть только клинок в твоих руках и враг перед тобой.
Вперед. Умирать лишь раз.
Хедервари соскочила с седла, выхватила саблю. Ее голос слился с голосами других, она орала что есть мочи, с отчаянной злостью. Так зверь вызывает на поединок своего врага.
Не помня себя, Елизавета побежала вместе со всеми следом за Гилбертом. Нет, не так. Сейчас он уже был не просто Гилбертом. Он был воплощением бога войны. Полный силы, могущества и ярости. Он вел их за собой к победе.
Отчаянная атака на правом фланге переломила ход сражения. Австрийцы дрогнули и обратились в бегство. Поле боя осталось за армией восставших. Венгры праздновали победу.
Вечером в лагере вино лилось рекой, звучали песни и радостный смех. Мадьяры и пруссаки пили вместе, как старые друзья, общий враг объединил их, заставив забыть старые обиды.
Елизавета и Гилберт растворились в море безудержной радости, они лихо отплясывала на столе чардаш, опрокидывали кружку за кружкой. Все слилось в яркий, пестрый хоровод: ликующие крики, тосты, объятия, блестящие глаза красные глаза и белозубая улыбка.
Уже поздно ночью совершенно пьяные они ввалились в свой шатер, и Елизавета без лишних слов толкнула Гилберта на свой походный матрас.
- Эй, что за? – возмутился было он.
- Я хочу воздать почести моему богу войны, - хрипло шепнула Елизавета, впиваясь в его губы…
Но одно выигранное сражение ничего не решает. Впереди Хедервари ждали годы войны, Родерих не собирался так просто ее отпускать. Их армии еще не раз схлестнулись в битве, Елизавета познала и горечь поражений, и сладость побед. Несколько раз все висело на волоске и казалось, что восстание обреченно, но Хедервари удавалось выстоять. Даже когда Родерих на несколько месяцев захватил Пресбург, она не сдалась, а просто перенесла столицу в другое место.
Елизавета не падала духом, потому что даже в самые тяжелые моменты ей было на кого опереться. Гилберт был рядом с ней, незыблемый, как скала. Он твердил молитву: «Мы победим, Лизхен», и, слушая его, она каждый раз находила в себе силы вновь взяться за оружие.
Изматывающая война длилась пять лет. Наконец, Родерих уступил. Хотя ему и удалось заключить мир с Бонфуа и сосредоточить все силы на подавлении бунта, он был сильно истощен годам практически непрерывных воин. К тому же, вдохновленная венгерским примером начала поднимать голову Италия. Империя Габсбургов разваливалась на глазах, и, как всегда рассудительный, Эдельштайн, решил, что лучше прекратить войну.
Они с Елизаветой подписали мир, по которому Австрия признавала свободное Венгерское королевство. Хедервари все же пришлось уступить Родериху часть своих территорий, но исконно венгерские земли осталась за ней.
- Ты не справишься с независимостью, - спокойно заметил Эдельштайн после того, как они с Елизаветой поставили свои подписи на договоре. – Ты слишком долго жила под чужой властью. Я знаю, ты надеешься на Байльшмидта, но он сам едва-едва стал королевством. Он не сможет тебя поддержать, если начнется настоящая большая война. Ты совершаешь ошибку, Елизавета.
- Может быть, - Хедервари упрямо вздернула подбородок. – Но, по крайней мере, это будет моя, - это слово она выделила особо, - и только моя ошибка. А не чья-то навязанная мне воля. Теперь я сама буду распоряжаться своей судьбой.
После подписания мира с Австрией, Елизавета заключила с Гилбертом официальный союз, а закрепил его брак недавно избранного молодого венгерского короля и юной племянницы Фридриха.
В Пресбурге прошли пышные торжества: отмечали и свадьбу, и конец войны, и главное – возрождение Венгерского королевства. Улицы пестрели зелено-красно-белыми знаменами и гирляндами цветов, люди пировали вокруг столов, выставленных на главной площади. А во дворце гремел бал, будто вливаясь в него с самих улиц – сегодня радость объединила все сословия.
Гилберт и Елизавета наблюдали за празднующими людьми, восседая на почетных местах по правую руку от новобрачных. Хедервари тихонько улыбалась, глядя на лучащегося довольством Байльшмидта: он купался во всеобщем внимании, чувствуя себя королем праздника.
Гилберт повернулся к ней и широко улыбнулся.
- Чего мы сидим, Лизхен? Пошли танцевать! Сегодня наш праздник!
- Ты умеешь танцевать? – подозрительно спросила Елизавета.
- Конечно, умею, - напыжился Гилберт. – Великий умеет все. Мы будем сегодня самой лучшей парой… эм… после жениха и невесты.
- О, тогда я с удовольствием станцую с вами, - Хедервари хитро усмехнулась. – Но если ваше Великолепие хоть раз наступит мне на ногу, пощады не будет!
Гилберт расхохотался, подхватил Елизавету под руку и увлек в самую гущу танцующих.
Они кружились в танце, Хедервари смотрела в глаза Гилберту и чувствовала себя абсолютно счастливой. Она знала, что впереди ее еще ждет множество испытаний, что Родерих обязательно попытается ее вернуть. Но она не боялась. Ведь они с Гилбертом были вместе. А это самое главное.
Если кому интересно, будут еще бонусы.
ficbook.net/readfic/142738 - интересующиеся могут прочитать остальные части тут.
@темы: фанфик, Венгрия, из жизни графомана, Пруссия
-
-
27.02.2013 в 12:09И совершенно зря ты думаешь, что сдулась к концу, на мой взгляд, всё совершенно логично и вполне себе бравурно. Ну, понятно, конечно, что жизнь у Венгрии всё равно мёдом не будет, но зато она отстояла свою независимость.
Я вот пока читала, задумалась: интересно, Хедервари не хотела подчиняться Родериху, но умерила свою гордость и в какой-то степени подчинилась Гилберту. Это, наверное, всем влюблённым женщинам свойственно, да плюс ещё она понимала, что это для её же блага. Важно, думаю, именно то, что она сама понимала, а не кто-то со стороны ей это говорил. Ммм, надеюсь, не слишком коряво мысль свою выразила.
В общем и целом: здорово и круто! Молодец, Морри!
читать дальше
-
-
27.02.2013 в 13:17Я вот пока читала, задумалась: интересно, Хедервари не хотела подчиняться Родериху, но умерила свою гордость и в какой-то степени подчинилась Гилберту. Это, наверное, всем влюблённым женщинам свойственно, да плюс ещё она понимала, что это для её же блага. Важно, думаю, именно то, что она сама понимала, а не кто-то со стороны ей это говорил.
Ты мою мысль совершенно верно уловила) Для Венгрии как раз важно, что она приняла решение сама, а не потому что ее завоевали и навязали свою волю.
Окончания я люблю терять
-
-
27.02.2013 в 14:21Так что: цветы, шампанское
и стриптизвсем в этом заведении!-
-
27.02.2013 в 14:27Я думаю, у меня хорошо выходит моя тройка жертв Гил, Эржи и Родди, и Людвиг возможно, а вот остальные персы уже туже идут.
Будут еще бонусы, не переключайте канал
СТРИПТИЗ!!!!
-
-
27.02.2013 в 14:30Не переключимся, не надейся.
стриптиз
-
-
27.02.2013 в 14:43я ровно отношусь ко всем героям, но есть те, которых я просто не понимаю и не смогу про них писать, например Сканди
Не отображается то, что под катом Т_т
-
-
27.02.2013 в 14:46во
-
-
27.02.2013 в 15:38Хохохо, круто. Ал и Франц жгут напалмом
-
-
17.07.2016 в 00:16-
-
17.07.2016 в 14:45