Думаю, многие ПЧ догадаются, каким историческим событием я вдохновлялась.
Баре развлекаются
читать дальшеЗа окном звенели соловьиные трели. Запутывались в тоненьких ветках берез. Играли ярко-зелеными листьями. Танцевали с солнечными зайчиками. И улетали, растворяясь в прозрачном голубом небе.
Степан широко распахнул створки и полной грудью вдохнул свежий утренний воздух. Довольно крякнул.
- Эх, хорошо.
- Твоя правда, Степан Тимофеевич. В деревне то, небось, лучше, чем в энтой вашей столице.
Кухарка Матрена, улыбаясь, месила тесто в сосновой кадушке. Большие пухлые руки плавно опускались и поднимались – любо-дорого посмотреть.
Степан едва заметно ухмыльнулся в усы.
- Да, в городе летом духотища и шум страшный. Хорошо, что барин надумал приехать сюда на охоту.
- Чай деревенский воздух полезен будет батюшке Алексею Сергеевичу. Я смотрю, исхудал он совсем, бедняжка, на городских харчах. Такой бледненький, - Матрена озабочено цокнула языком. – И барышня его тоже худенькая, что тростиночка, кажется, ветерок подует - и нет ее. Но красавица. Такие локоны, такие ручки. Прям куколка.
Степан наградил кухарку строгим взглядом.
- Ты, Матрена Никитична, о барышне не болтай. Вам, бабам, лишь бы языками почесать да господские амуры обсудить. А оно ведь секретное дело то, репутация наследника под угрозой…
Матрена вздохнула так тяжко, что пышная грудь под белой рубахой заколыхалась.
- Ох, да уж не такое секретное. Все по углам болтают. Как бы до барыни не дошло ужо…
Степан мрачно свел кустистые брови.
- Негоже это. При живой жене, - проворчал он. – Стыд и срам.
- Так может у них любовь? – робко предположила Матрена. – Господа же такие… Всегда влюбленные. Вон, Акулина из Салтыковки, сказывает, давеча барышня одна в речке утопилась. Ее выдали замуж, а она любила другого. Бедняжка…
- Дура, - припечатал Степан. – Мужа надо любить, с которым перед Богом венчана. Другого видите ли любила… В реку из-за такой чуши сигать нечего.
- Точно, - закивала Матрена. – Я своего Гришку после свадьбы терпеть не могла, глаза б мои его не видели, а потом ничего – привыкла. Но что б в реку из-за такого… Не понимаю я барей…
Степан шикнул на нее, расслышав в коридоре шаги. Легкую поступь барина Алексея он узнал бы всегда, как никак, уже десять лет служил при нем лакеем.
Дверь кухни тихо скрипнула, и в комнату вплыл престолонаследник Алексей Сергеевич. Степан сразу заметил и восковую бледность его лица, и темные круги под глазами.
«Никак опять ночью не спал. Немудрено, коли с ним барышня, хе-хе. Но что-то не похож он на мужика, который хорошо провел время с дамочкой. Эх, опять, небось, занимался своими… как он говорит… философскими раздумьями. Меньше думать надо, барин».
- Доброе утро, ваше высочество! – Матрена, пряча за спиной измазанные тестом руки, попыталась изобразить подобие реверанса.
Рядом с ней, пышущей здоровьем, наследник стал казаться еще более бледным и изможденным. А ведь такой статный парень, выправка военная, фигура подтянутая. Усы вразлет и золотые кудри. Но все равно выглядит блеклым и серым. Совсем себя извел.
- Доброе утро, Алексей Сергеевич, - Степан чуть поклонился, помня, что наследник не одобряет раболепия.
Алексей не ответил на приветствия, обвел кухню взглядом, но как будто не видел слуг. Степан насторожился.
«Неужто принял своих лекарств с утреца?»
- Чего изволите? – спросил он, пытаясь привлечь внимание Алексея.
Тот вздрогнул, словно только сейчас понял, где находится, недоуменно уставился на Степана. И глаза какие-то странные, какие бывают у загнанных охотниками лисиц.
«Точно лекарство принял».
- Чаю, - неуверенно, как если бы говорил на малознакомом языке, произнес Алексей. - Принеси мне в комнату чаю, Степан.
- Как прикажете.
Алексей еще потоптался на месте, переводя взгляд со Степана на Матрену и обратно.
- Что-то еще, ваше высочество? – неуверенно спросила кухарка. – Может, пирожных вашей барышне собрать? Еще лучше творожку со сметанкой, нашего, деревенского.
При упоминании его любовницы лицо наследника исказила гримаса боли.
- Ничего не нужно! – резко бросил он и вылетел из кухни.
Матрена печально понурилась.
- Что же они осерчали? Я ведь хотела как лучше.
- Не тужи, у них часто в последнее время такое бывает, - успокоил ее Степан. – «Меланхолия» называется по-ученому. То хотят, это не хотят. Сами не знают, чего хотят. Лучше чай приготовь.
Степан давно привык к частым сменам настроения наследника. Алексей мог грустить и жаловаться на тоску, а через мгновение уже бегать по комнате и рваться вершить важные дела. Любое, самое невинное замечание, могло вызвать вспышку гнева. А гнев прекращался также быстро, как начинался.
Врач императорской фамилии называл это «нервным расстройством», а Степан «барской блажью».
Матрена поставила на огонь чайник, постелила на поднос белую кружевную салфетку и принялась расставлять чайный сервиз с рисунком из золотых роз.
Степан наблюдал за ней, с умиротворением прислушиваясь к соловьиным трелям за окном и шелесту листвы. На мгновение в чудесную мелодию утра диссонансом ворвался звук хлопка.
- Кому-то уже неймется ни свет, ни заря пострелять, - буркнул Степан.
- Небось, Фома браконьеров ловит. Он сказывал, что какой-то хад повадился охотиться в наших угодьях, - тут же поделилась свежей сплетней Матрена. – Совсем стыд потеряли, на барское добро покушаются.
Вода вскипела, Матрена заварила чай и водрузила на поднос пузатый чайник. Степан чуть-чуть поправил салфетку, немного передвинул чашки.
- Может, все-таки, захватишь пирожных для барышни? – с надеждой спросила Матрена.
- Не велено, - строго произнес Степан, беря поднос.
Он вышел из кухни и направился в покои наследника, которые располагались на втором этаже небольшого охотничьего замка. Степан поднялся по главной лестнице, прошел по коридору и постучал в дверь. Тишина. Степан постучал погромче. Тишина.
«Уснули они, что ли?».
Степан осторожно опустил поднос на стоящее в коридоре кресло и принялся стучать в дверь обоими руками.
- Алексей Сергеевич! Ваше высочество!
Снова в ответ гробовая тишина.
Степан начал волноваться. Как бы Алексею не стало дурно. От его загадочной нервной болезни вполне мог случиться обморок. Баре же слабенькие. И непрактичные. Поэтому от барышни толку не будет. Наверняка, она там сидит испуганная возле него, не знает, что делать.
- Мария Павловна! – Степан решил позвать любовницу наследника. – Это лакей Степан! Откройте дверь! Я вам подсоблю, коли что случилось!
Тишина.
«Может, она тоже сознание потеряла? Барыши они такие, чуть что – сразу в обморок «хлоп!»».
Степан прошел в гостиную, где был камин, взял полено из растопки и принялся стучать им в дверь. Уж теперь-то барышня точно должна услышать. Но даже это не помогло.
На поднятый Степаном шум начала собираться челядь, пришел и гостивший в охотничьем замке граф Щербин.
- Глупый холоп, чего ты шумишь с утра пораньше?! – недовольно спросил дворянин, обмахиваясь надушенным платком.
Степан не успел ответить, дворовый мальчишка Санька опередил его.
- Его высочество заперлись в комнате с барышней и не открывают!
Степан поспешил отвесить болтуну подзатыльник.
- Ваша светлость, надо дверь ломать, - обратился он к графу.
- Ты что, дурак, нельзя, - зашипел Щербин. – Его высочество там не один, а тут…
Они красноречиво кивнул на слуг, которые уже начали перешептываться.
Степан понял намек.
- Пошли вон! – рявкнул он.
Челядь тут же разбежалась, все знали, что с лакеем наследника шутки плохи.
- Теперь можем ломать дверь? – спросил Степан.
Но Щербин медлил отдавать приказ, смял в руке платок, потом начал пощипывать тонкие усики.
- Точно! – он вдруг просиял. – Вчера ночью приехал князь Мещеряков. Надо его разбудить. Он родственник Алексея Сергеевича, ему сподручнее такие деликатные дела решать.
- Надо бы поторопиться, ваше сиятельство, - осторожно заметил Степан.
Граф только отмахнулся.
- Молчи, холоп. Сам знаю.
Они пошли к комнате князя, спавшего так крепко, что его не смог разбудить даже поднявшийся в доме переполох.
Еще несколько минут ушло на препирательства с лакеем князя, ни в какую не желавшим будить господина. Заладил одно и то же «Павел Петрович почивать изволят, велели не беспокоить». Сломить его упрямство помогла только угроза порки от Щербина.
Затем граф долго тряс храпевшего, точно медведь в берлоге, князя.
Наконец, Мещеряков проснулся и наградил будившего словами, которые не должны вылетать из уст благородных. Когда князь успокоился и облачился в домашний халат, дворяне все же соизволили вернуться к покоям наследника.
Степану все уже порядком надоело, будь на то его воля, он бы давно выломал дверь. Но он был связан строгим этикетом. Хоть Алексей и допускал для своих слуг невиданные вольности, все же лакею не следует по собственному почину врываться в покои наследника. Поэтому приходилось ждать приказа господ. А его все не было.
Князь и граф принялись совещаться.
- Надо ломать дверь, Алексею Сергеевичу могло стать дурно.
- Не знаю, не знаю. Может быть, он принял дозу и теперь в таком забытьи, что него не слышит. Подумайте, как он разозлиться, если мы вломимся к нему…
- А вы подумайте о том, что с нами сделает император, если по нашей вине его сын вовремя не получит медицинскую помощь…
Они препирались еще некоторое время, в конце концов, князь приказал Степану ломать дверь.
- Только аккуратнее, - взволнованно поглаживая руки, проговорил он. – Аккуратнее.
«Да как тут аккуратнее?»
Степан замахнулся топором, который припас, пока благородные совещались. Он прорубил в двери дыру прямо над замком, заглянул внутрь комнаты.
- Что там? Что? – нетерпеливо спрашивали дворяне.
- Темно, - лаконично ответил Степан. – Только одна свеча горит.
В полумраке он различил фигуру наследника, сидящего на стуле в странной позе, чуть завалившись на бок, затем заметил лежащую на кровати барышню. Оба были неподвижны. Слишком неподвижны.
- Мертвы, - подвел итог Степан.
За его спиной раздались испуганные ахи.
- Ты что несешь, холоп?! – гневно воскликнул князь. – Там темно, ты же сам сказал. Как же ты можешь видеть, что они мертвы?
- Дурак, надо проверить пульс, а уже потом что-то утверждать, - граф нервно хохотнул.
- Дык что ж я мертвое тело от живого не отличу? – Степан даже обиделся. – Сколько на охоте убитых зверей видел.
- Додумался! Сравнивать наследника со зверьем!
Степан промолчал, хотя и подумал, что не так уж сильно люди от зверей отличаются.
Он просунул руку в получившуюся дыру, открыл замок и вошел в комнату. Дворяне не спешили последовать за ним, топтались на пороге.
Степан подошел к наследнику, он знал, что случилось непоправимое, но теперь убедился окончательно. Половина головы Алексея Сергеевича была снесена выстрелом. На полу растекалась черная в свете свечи лужа крови. В руке наследник сжимал револьвер.
Бросив взгляд на кровать, Степан отметил, что голова лежащей барышни прикрыта подушками, тоже заляпанными кровью.
«Застрелил ее, используя подушки, чтобы заглушить звук. Потом застрелился сам. Так вот что за хлопок мы слышали. Браконьеры… Как же… И бледный он был вовсе не из-за лекарств. А я, дурак, не понял».
Только теперь Степан понял произошедшее не разумом, но сердцем. Душу пронзила боль.
«Эх, барин, барин, чего же вам не жилось то на свете? Еще и девочку с собой захватили…»
Алексей иногда рассказывал Степану о своих переживаниях. Вернее рассказывал пространству, Степан просто находился поблизости: убирался, помогал барину одеваться, чистил его сапоги, приносил еду – в общем, делал свою работу. Наследник в это время говорил о том, что его отец считает его никчемным. О том, как на него давит груз ответственности. О том, как глупа жизнь и как ему хочется с ней расстаться. Половину из его монологов Степан не понимал и считал, что барин просто предается меланхолии – этакому особому дворянскому развлечению.
Вот до чего довела меланхолия. Два трупа.
«Но барышню… Барышню зачем?»
- Мертвые. Оба, - сказал Степан. – Его высочество застрелился.
- Господи! – вскликнул князь.
- Ты уверен? – требовательно спросил граф.
При этом ни тот, ни другой не решались войти в комнату.
- У его высочества пол головы нет – как тут не быть уверенным.
- Надо срочно доложить императору! – заявил граф. – Я сейчас же еду в столицу. Вы позаботьтесь здесь обо всем, Павел Петрович.
Через миг его и след простыл.
«Один сбежал», - отметил Степан.
Он не стал дожидаться приказов князя, принялся наводить в комнате порядок. Сперва погасил свечу, чтобы не случилось пожара. Распахнул занавески, впуская солнечный свет.
При ярком освещении сцена стала выглядеть еще более жутко. Лужа крови на полу и яркая зелень за окном создавали страшный контраст смерти и жизни.
Степан собрался уложить тело наследника на кровать, не стоит ему на стуле сидеть в такой непотребной позе. Но тут князь решился зайти в комнату, он подошел к Алексею, осторожно вынул у него из руки револьвер.
- Ах, мой друг… Этот мир был так суров к вам, и вы решили покинуть его.
Князь еще что-то лепетал на французском, потом вдруг разрыдался и рухнул в кресло, закрыв лицо руками.
«Здрасте-приехали, не хватало еще истерики господ успокаивать!»
Князь затрясся всем телом, его вырвало. Домашний халат, ковер, обивка кресла – все оказалось испачкано.
Мещеряков продолжал рыдать.
Степан тяжко вздохнул.
- Ваше сиятельство, успокойтесь, пожалуйста, - ласково как маленькому ребенку сказал он, пытаясь вытащить князя из кресла. – Я отведу вас в ваши покои, вы примете капли… Ну-ну.
Степан помог князю встать, тот навалился на плечо лакея, продолжая всхлипывать. Степан довел Мещерякова до его комнаты, передал с рук на руки слуге. На все вопросы княжеского лакея отвечал суровым молчанием.
Когда Степан вернулся к покоям наследника, обнаружилась новая напасть. Любопытная челядь успела набиться в незапертую комнату. Бабы причитали, мужики осматривали трупы, особенно интересуясь телом барышни, которая была одета в одну ночную сорочку.
- Я кому сказал, вон?! – загремел Степан. – Что, не ясно?! Вот баре вас розгами уму-разуму научат! И чтоб не слова о том, что видели!
Слуги разбежались, но Степан знал: угрожай, не угрожай – скоро вся деревня вокруг охотничьего замка, затем вся область, а после и вся страна узнает, что наследник развлекался любовницей, потом застрели ее и застрелился сам. Шила в мешке не утаишь.
Степан осторожно уложил тело наследника на кровать, нашел в его кармане чистый платок и перевязал им пробитую голову. Конечно, это уже не поможет, ничто не поможет, но хоть предаст более пристойный вид. Следовало перевязать бинтом, но Степан не хотел покидать комнату. Те из слуг, что посмелее, опять прибегут поглазеть, вихрастый Санька и его малолетние приятели так точно. Придется сторожить, пока кто-нибудь из господ не отдаст другой приказ. Хотя, что они могут приказать? Один сбежал в столицу, другой не падает в обморок только благодаря нюхательной соли.
Степан тоже оплакивал наследника, его сердце тоже болело и ныло. Но он же в обморок не падает, а делает дело.
Время тянулось медленно. Степан смотрел в окно. Там не ветке березы прыгал соловей. Он проворно перескакивал с ветки на ветку, тихонько курылкая. Затем запел.
У Степана на глаза навернулись слезы.
«Как же можно покинуть такой мир?»
Только ближе к ночи приехала полиция и несколько дворян из дворца. Наследника уложили в гроб, благородные господа увезли его в столицу.
Тело несчастной Марии Павловны Степану велели пока спрятать, судя по тому, что он услышал из разговоров дворян, ее имя постараются стереть из истории, дабы не порочить наследника.
Пока полицейские допрашивали прислугу, Степан уложил Марию Павловну в подвале, в корзине для белья. Он надел на девушку платье, аккуратно застегнув все пуговки на узком лифе. Негоже барышне, пусть даже почившей, лежать в одной сорочке, когда вокруг ходит столько мужчин.
Ее шляпку, украшенную сухими красными розами и павлиньими перьями, Степан положил Марии на грудь вместо венка.
Поколебавшись немного, Степан прочитал отходную молитву. Самоубийцу не будут отпевать в церкви, но глупенькая, очарованная блеском наследника барышня не заслужила такого. Степан любил Алексея Сергеевича, но тут не мог оставаться на его стороне.
Убийство. Вот что это такое.
«Покойся с миром, барышня. У Богородицы на небесах ты будешь счастливее».
Полицейские застращали всех слуг. Взяв с каждого подписку о неразглашении, они распустили челядь по домам.
На рассвете Степан и Матрена шли вместе по проселочной дороге в деревню. Кухарка всхлипывала, то и дело утирала глаза краем передника.
- Бедный барин. Жалко то как. И барышню жалко. Совсем ведь молоденькая. Годков осемнадцать. Ей бы жить, да жить. Детишек рожать, мужа любить. И Алексею Сергеевичу тоже. У него ведь жена осталась, доченька. Матушка опять же горевать будет. Зачем они так, а, Степан Тимофеевич?
Степан погладил бороду, помолчал.
- Кто их, барей, поймет, Матрена Никитична? Все у них есть: и деньги, и титулы. В поле спину гнуть не надо. Не секут их розгами, и податей не берут. Живи – радуйся. А им все мало. Все тоскуют, все им скушно. Вот и… развлекаются.
соционикаПС: по соционике Степан - Габен, Матрена - Дюма.