Название: Превратности судьбы и магии
Персонажи: Пруссия\Венгрия
Рейтинг: PG-15 за всякие неприличные намеки
Дисклеймер: да, да все у дяди Химы, я поиграюсь и отдам... наверное
От себя: иедя на самом деле банальнейшая, но мне захотелось такое написать. А еще я мечтаю завести большого, толстого котэ
Благодарю Dark wise wizard за вычитку и за то, что пнула меня дописать эту старую идейку)
читать дальше
Гилберту, в общем-то, всегда было все равно с кем пить, главное, чтобы собутыльник был достаточно выносливым. Но проблема состояла в том, что сам Байльшмидт хмелел лишь после пятой бутылки, когда остальные участники застолья уже дремали, уткнувшись носами в тарелки. Даже Людвиг часто не выдерживал попоек с братом, что уж говорить о его закадычных друзья: Антонио и Франциске. Поэтому компанию в берлинском баре за кружкой пива Гилберту обычно составлял другой известный европейский любитель горячительных напитков – Артур Керкленд. Хотя называть его из-за этого другом Байльшмидт ни за что не стал бы: после n-ой бутылки их посиделки обязательно заканчивались спорами, а то и дракой. Все-таки у Артура был премерзкий характер, но, конечно же, то, что сам Гилберт был порядочной занозой, тут было совершенно не причем.
Вот и сейчас они с Керклендом опять активно собачились.
- Ха! Если бы мы не перебросили основные силы на Восток, готовясь к компании против Брагинского, хрена с два бы ты выиграл Битву за Британию! – Гилберт подкрепил свое утверждение ударом кружки об стол.
- Ой, да ладно! – насмешливо протянул Артур. - Это все жалкие отговорки! Просто признай, что ваши самолеты дерьмовое дерьмо!
Последние два слова он выкрикнул на весь бар. Несколько посетителей обернулись на его вопль, а хозяин заведения, натиравший кружки за стойкой, тяжко вздохнул. За последние два года зачастившие в его бар шумные приятели уже изрядно его достали, не прогонял он их только потому, что они заказывали рекордное количество выпивки и приносили ему немалый доход.
- Немецкие самолеты – самые лучшие! – обиделся за родную авиацию Гилберт. – Тебе просто повезло.
- Это не везение, а магия, дебил, - Арти хитро прищурился и пьяно хихикнул. – Вы не смогли устоять против моего могучего проклятия!
- Магия? Ты всерьез думаешь, что мы проиграли из-за твоих дурацких заклинаний? – Гилберт состроил страшную мину и сделал несколько эффектных пассов руками. – Абракадабра авада-кедавра!
- Не смей потешаться над моей силой! – погрозил ему кулаком Артур. – Не то я тебе покажу…
- И покажи! – бесстрашно бросил Гилберт. – Покажи свою хваленую магию!
- Покажу! – запальчиво выкрикнул Керкленд. – Пойдем-ка выйдем!
Хозяин проводил удаляющихся на нетвердых ногах приятелей взглядом и, покрутив пальцем у виска, пробормотал что-то про пьяных психов.
Гилберт и Артур прошли в подворотню возле бара, Керкленд достал из кармана пиджака белый мел и принялся старательно выводить на асфальте пентаграмму. Принял на грудь он не мало, руки слега тряслись и линии выходили не слишком ровными.
- Ты что же всегда с собой магический инвентарь таскаешь, Дамблдор недобитый? – хохотнул Гилберт, наблюдая за стараниями Артура.
- Кон… ик… чно, - гордо подбоченился Керкленд. – Кто знает, когда он понадобится, чтобы вправить мозги всяким неверующим идиотам… Смотри внимательно, сейчас я призову сюда настоящего демона из Ада!
- Ага, я уже весь трепещу от страха, - едко процедил Байльшмидт.
Артур промолчал, высокомерно вздернул подбородок и осмотрел результат своих трудов. Пентаграмма, на взгляд Гилберта, была больше похожа на свихнувшуюся медузу, чем на звезду, но Керкленда ее вид удовлетворил. Артур принялся нараспев читать заклинание, а Байльшмидт, скрестив руки на груди, наблюдал за ним с такой скептической и одновременно снисходительной миной, с какой преподаватель выслушивает студента, который пытается ему доказать, что это американцы победили Наполеона.
- Элоим эссайм! Эссайм элоим! Явись, Бальтазар, Повелитель тьмы! – провозгласил Артур в конце заклинания и смачно рыгнул.
Пентаграмма полыхнула ярко-алым, Гилберт даже слегка струхнул, но прошла минута, другая, а больше ничего пугающего не происходило.
- И это все, на что способна твоя хваленая магия? – немного нервно рассмеялся он. – Такое и я с помощью петард могу устро…
Байльшмидт не успел закончить слово, как почувствовал сильную тошноту, желудок скрутила дикая боль, перед глазами все заволокло розовым туманом.
«Проклятый хозяин, подсунул какую-то отраву просроченную, вместо нормального пива», - промелькнуло в голове.
Но странное состояние длилось всего пару мгновений, вскоре окружающий мир снова обрел привычный вид. Почти. Гилберт заметил, что стоящий рядом Артур увеличился в размерах, и смотрел на него с искренним ужасом. Байльшмидт собрался спросить у него, в чем дело, но вместо слов из горла вырвалось… мяуканье.
Гилберт похолодел, медленно-медленно перевел взгляд на свое тело и увидел заросшие белой шерстью кошачьи лапы. А стоял он прямо на своей рубашке, ставшей теперь ему не по размеру большой.
«Здравствуй белая горячка, - было первой мыслью Байльшмидта. – Нет, Гилбо, тебе определенно пора завязывать с попойками, раз такое мерещится…»
Вот только для «белочки» все выглядело слишком реально, да и сознание было поразительно ясным, алкогольные пары выветрились, словно последние два часа он старательно хлестал не пиво, а сок.
«Так это выходит… я… действительно… кот???»
Жесткая правда обрушилась на Гилберта всем своим немалым весом.
«Арти! Ах ты гад! Сволочь! Убью!» - все эти слова обратились в угрожающее шипение.
Гилберт метнулся вперед, прыгнул, целясь выпущенными когтями в пятую точку Керкленда.
- Я не виноват! – взвизгнул тот, уворачиваясь. – Заклятье должно скоро спасть! И вообще ты точно провел какую-то диверсию, вот ничего и не вышло!
«Скоро спадет? И я еще крайний? Я тебе сейчас покажу диверсию!»
Гилберт попытался вцепиться в ноги Артура, но тот успел отскочить и бросился бежать. Байльшмидт метнулся следом. Но Керкленд улепетывал на диво быстро, а Гилберт еще не до конца освоился в кошачьем теле. На дороге его едва не задавила машина, затем болезненно пнул какой-то прохожий… В итоге Байльшмидт потерял Артура из виду и, совсем запыхавшись, остановился посреди улицы. Только тут до него дошло, что он совершенно не знает этот район. Его одежда, а вместе с ней бумажник и ключи от дома, осталась в подворотне за баром. Цыпленок, неотступно следовавший за хозяином везде, даже на попойки, и тот куда-то делся в суматохе. Наверняка испугался и улетел.
Гилберт, понурившись, прошел в переулок и сел возле мусорных баков. По оживленной улице мимо него проходили люди, смеялись, весело болтали, не обращая внимания на бездомного кота. Байльшмидт почувствовал себя одиноким и несчастным. Даже верный птиц и тот его бросил.
«И куда мне теперь идти? – хмуро думал он. – К Западу? Он наверняка меня не узнает, а я ему даже рассказать ничего не смогу. Он же кошек не любит. Еще спустит на меня своего добермана и прости-прощай Великий».
Гилберт совсем загрустил и даже попытался завыть от отчаяния, но вышло лишь жалобное мяуканье.
- Ах, какой милашка! Что же ты тут делаешь один-одинешенек? – вдруг раздался до боли знакомый, можно сказать родной, голос.
Гилберт поднял голову и заглянул в полные сочувствия и умиления глаза Елизаветы.
«А она здесь откуда взялась? Хотя Запад вроде говорил, что она приедет на конференцию по вопросам экономического сотрудничества… Но чтобы из тысячи улиц Берлина Лизхен пошла именно по этой…»
Определенно, сегодня Вселенная настроилась как следует встряхнуть Его Величие и преподносила сюрприз за сюрпризом. Гилберт даже не знал, радоваться или злиться: с одной стороны - хорошо было встретить хоть кого-то знакомого, но с другой – меньше всего Байльшмидту хотелось, чтобы Елизавета увидела его в таком непотребном виде. Но она ведь его все равно не узнает… А затем все мысли разом улетучились из головы, потому что Хедервари присела на корточки и ласково потрепала Гилберта по голове. Это было так приятно!
- Ты что, бездомный? – спросила Елизавета, почесывая его за ушком. – Надо же такой красавец и без хозяина…
«Красавец… Вот блин… Всего неделю назад я был скотиной и козлом… А теперь хвалят да еще и гладят, мммм…»
Байльшмидт вдруг понял, что ему очень хочется потереться о ноги Елизаветы. И лизнуть ее пальцы. Это он и проделал, не обращая внимания на мысль, что Великому не очень-то подобает такое поведение.
- Решено, пойдешь со мной! – вдруг заявила Елизавета и взяла Гилберта на руки.
Он было заволновался, задергался.
«А что если я превращусь обратно прямо у нее дома? Но не сидеть же мне на улице…»
Тут Гилберт случайно (совершенно случайно!) уткнулся мордой в пышную грудь Хедервари. Такую волнительно мягкую и упругую. А затем чутким кошачьим нюхом уловил запах Елизаветы. Терпкий аромат свежих яблок и какая-то сладкая цветочная нотка, ромашка или василек. И желание вырваться тут же пропало…
Хедервари обняла Гилберта, зашагала по улице, и всего через пару кварталов показалось венгерское посольство. Байльшмидт помнил, что во время визитов в Берлин Елизавета жила в одной из квартир в здании, предназначенном для дипломатов, хотя Людвиг всегда приглашал ее останавливаться в немецком доме, но она упорно отказывалась. Гилберт был уверен, что из-за него.
Елизавета с Байльшмидтом на руках вошла в квартиру, сменив туфли на тапочки с венгерским флагом, сражу же направилась в ванную.
- Сейчас мы будем мыться, малыш! – пропела она.
Перед внутренним взором Гилберта мгновенно встала картина, на которой закутанная в очень маленькое полотенце Елизавета трет ему спинку. А грудь ее при этом скрывает только пышная белоснежная пена.
«Давай купаться вместе, детка!»
Вот только он не учел, что коты не жалуют воду…
- У тебя наверняка полно лишаев и блох, надо хорошенько вымыться! – приговаривала Елизавета, безжалостно полоская Гилберта в ванне. Конечно, об эротических фантазиях с полотенцем можно было забыть. Зато было много пены, и она нещадно щипала глаза.
Но Байльшмидт стоически терпел все издевательства, лишь когда Елизавета особо сильно дернула его за хвост, он не смог сдержать возмущенного мява.
- Все-все, не кричи, мы уже закончили, - она вытащила Гилберта из ванны и неожиданно поцеловала в нос.
Поцеловала. Елизавета. Его.
Если бы коты могли краснеть, Байльшмидт был бы уже давно алым, как помидор. А так его радость и изумление выразились во вставшем трубой хвосте.
«Ради такого можно потерпеть мытье и прочие издевательства…»
Хедервари тем временем закутала его в полотенце, как младенца в пеленки, и отнесла в спальню. Здесь Гилберта ждало новое испытание – сушка феном. Ощущения от этого были весьма… странные, но Байльшмидт мужественно старался не мяукать и вообще быть паинькой. За что получил награду.
- Ты такой спокойный, молодец, - Елизавета еще раз чмокнула его.
«Да я спокойный и милый, хвали меня, целуй меня», - Гилберт бы ей улыбнулся, да жаль, коты этого делать не умели.
- Помылись, а теперь надо тебя покормить, - Хедервари понесла его на кухню. А Байльшмидт только сейчас осознал, что кроме закуски к пиву у него с обеда маковой росинки во рту не было. От пережитого стресса голод только усилился, и, когда Хедервари налила в тарелку молока и положила в другую остатки рагу, он жадно набросился на еду.
Уплетая за обе щеки, Гилберт заметил, что Елизавета внимательно наблюдает за ним. Ее зеленые глаза подернулись тоскливой дымкой.
- Пожалуй, я возьму тебя с собой в Будапешт, малыш, - произнесла она с нотками грусти в мелодичном голосе. – В моем доме так пусто... А тут вернешься после какого-нибудь тяжелого саммита, а тебя кот встречает. Видимо сама судьба мне тебя сегодня подкинула.
Она вздохнула.
- Все-таки коты, в отличие от мужчин, всегда возвращаются…
В этот момент Елизавета выглядела такой печальной, что у Гилберта защемило сердце. Он подошел к ней, запрыгнул на колени, заглянул в глаза и ободряюще мяукнул.
«Если бы ты выбрала меня, я бы всегда возвращался…»
В этот момент ему захотелось навсегда остаться котом, чтобы быть с ней.
- Хочешь меня поддержать, мой хороший? – Елизавета потрепала его по спине. – Спасибо. Ты мне все больше нравишься… Ладно, хватит раскисать!
Она в который раз за день подхватила Гилберта на руки и вернулась в спальню.
Елизавета уложила его на постель, сама присела рядом, погладила его за ушами. Затем ее рука переместилась ниже, почесала мех на шее Байльшмидта, и, если бы он не был котом, то уже давно бы застонал от удовольствия, а так лишь тихо сопел.
- Какая у тебя мягкая шерстка, - улыбнулась Хедервари. – И такая белая-белая… А глазки… Дай-ка посмотрю… Действительно ведь красные, а я сначала подумала, что мне кажется… Знаешь, ты мне напоминаешь одного моего…
Она на мгновение замялась.
- Знакомого. Если бы я верила во всю эту магическую дребедень, то подумала бы, что ты – это он, заколдованный Керклендом. Вот умора!
«Эх, интуиция у тебя на высоте, Лизхен. Жаль, что ты не веришь в колдовство. Хотя… Если бы она знала, кто я на самом деле, то черта с два бы приласкала…»
Он перевернулся на спину, вытянулся, Елизавета принялась водить чуткими пальцами по его животу. Нежно, мягко, плавно… Гилберт аж задрожал от удовольствия.
- Пожалуй, я назову тебя в его честь… Будешь ты у меня Пру-Пру! – тихонько рассмеялась она.
«Да хоть Прусечкой назови, только продолжай гладить!» - мысленно ответил ей Гилберт.
Он совершенно разомлел от ее прикосновений, выгибался, сучил лапами и урчал, как паровоз.
«О, да детка, почеши вот тут… И здесь тоже! Ох, мамочка, которой у меня никогда не было, как же здорово-то! Просто супер! Лизхен, я тебя люблю! Обожаю… Погладь еще здесь… Да… Да… ДА! Интересно, а у котов бывает оргазм? Сейчас узнаем…»
Волшебные руки Елизаветы дарили ему ни с чем не сравнимое наслаждение. Неземное блаженство. И Байльшмидт в очередной раз убедился, что не зря еще в Средневековье положил на нее глаз (конечно же, он был первым, а Родерих уже потом прибежал и нагло увел его женщину!).
«Я в Раю! Арти, сволочь, зря я хотел тебе башку открутить… Как же замечательно быть котом!»
Но тут чудесные пальцы Елизаветы исчезли.
«Кудаааа?» - разочаровано взвыл Гилберт. В реальности это превратилось в недовольное ворчание. Он потянулся следом за рукой Хедервари, настойчиво ткнулся носом в ее ладонь, требуя ласки.
- Ну-ну не волнуйся, - улыбнулась она. – Я тебя еще поглажу, не переживай. Ты мне все больше напоминаешь Гила, такой же наглый. И урчишь так громко и низко – сразу же вспоминается почему-то его голос, он тот еще мастер поорать. Надеюсь, ты хотя бы не страдаешь манией величия? Гил был бы просто замечательным, если бы не его жуткий эгоизм…
«И вовсе я не жуткий эгоист. Просто ты никогда не давала мне проявить себя с лучшей стороны, - надулся было Байльшмидт, но тут до него дошел весь смысл ее слов. – Стоп. Она только что назвала меня «замечательным»? Серьезно?»
Это пробрало его даже сильнее, чем поглаживание пуза.
- Будешь сегодня спать со мной, Пру-Пру, - тем временем объявила Елизавета и весело прищурилась. – Надеюсь, ты не брыкаешься во сне? А я вот люблю что-нибудь тискать. Извини, но теперь тебе придется быть моей мягкой игрушкой.
«Тискай, сколько влезет, я весь твой, сладенькая! - Гилберт уже предвкушал новое удовольствие. – Хм… Она сказала спать? Так она будет переодеваться? При мне? Упс…»
Гилберт нервно сглотнул, хорошая половина (которая была даже у него) честно попыталась заставить его проявить благородство и отвернуться.
Вот только тело упорно не желало соглашаться с голосом внутреннего ангела, и Байльшмидт продолжал наблюдать, как Елизавета расстегивает пуговички на кофте. Одну за одной…
«Это же так низко и подло! Воспользоваться ситуацией и подглядывать за ней!» - укорил его «хороший» Гилберт.
Но тут оперативно вмешался «плохой», заткнул «хорошему» рот кляпом и запихал в дальний угол сознания.
«Такой шанс представляется только раз в жизни, черт возьми! Надо использовать его по полной программе!»
Елизавета скинула кофту, небрежно бросила на стул, взялась за замок юбки и вскоре ткань с шуршанием упала на пол. Хедервари двигалась так изящно и грациозно, словно танцевала… У Гилберта едва не потекли слюнки, когда она осталась в одном белье: светло-зеленом кружевном гарнитуре. Даже лапы зачесались, так ему захотелось снять его самому.
«Прелесть какая!»
Он буквально впился в Хедервари взглядом, когда она потянулась к застежкам лифчика. Байльшмидт видел ее грудь лишь мельком, но не сотни лет, не тысячи борделей не вытравили из его памяти образ округлых холмиков, чуть прикрытых легкой рубашкой…
«Давай же! Сними его!» - Гилберту казалось, что он вот-вот взорвется от перевозбуждения.
И тут его живот скрутило, перед глазами возник уже знакомый розовый туман. Байльшмидт сразу понял, что это означает.
«О нет! Только не сейчас! Это не честно!!!»
Боль отступила, мир вокруг увеличился в размерах, и Гилберт увидел собственные ноги – уже без шерсти, разве что с редкой порослью волос. Он сидел на кровати Елизаветы в своем нормальном обличии. Совершенно голый. Но самое скверное было даже не в этом, а в том, что Гилберт-младший очень активно демонстрировал свое восхищение бельем хозяйки дома и ее шикарными формами.
Хедервари испуганно взвизгнула, ошарашено уставилась на Байльшмидта. Но он прекрасно понимал, что вскоре испуг пройдет, а на смену ему придет ярость. Мысленно он уже ясно представил свое надгробие, где будет выбито изображение сковородки. Однако Гилберт все же попытался воспользоваться затишьем перед бурей и предпринял попытку спастись от неминуемой кары.
- Лизхен, я не виноват! Это все Керкленд, скотина британская! Все его гребанное колдунство! Я пытался тебе сказать, но ты же не понимаешь по-кошачьи! – на одном дыхании выпалил Байльшмидт, одновременно пытаясь прикрыться подушкой, чтобы хоть как-то защитить жизненно важные регионы.
- Давай я просто возьму у тебя какое-нибудь полотенце, завернусь в него и быстро свалю. И сделаем вид, что ничего не было. Только не надо меня сковородкой… Пожалуйста, - впервые за время своего сбивчивого монолога Гилберт решился робко взглянуть на Елизавету.
Он ожидал увидеть до боли знакомый образ: мечущую молнии разгневанную фурию, готовую порвать его на венгерский флаг, затем сшить лоскутки и снова порвать. Но его страхи не оправдались. Елизавета осталась на диво спокойной, она смотрела на Гилберта задумчиво и даже как-то… оценивающе? Байльшмидт буквально кожей ощущал ее внимательный взгляд, ему стало весьма неуютно, он вдруг почувствовал себя большой толстой мышью, а кошкой уже была Хедервари…
Она слегка кивнула, будто приняла какое-то решение, в ее глазах появился очень настороживший Гилберта лукавый блеск, а губы растянулись в улыбке, от которой у него по спине побежали мурашки.
- Какая еще сковородка, Байльшмидт? У меня официально мужика с 1916 года не было, а не официально и того дольше… Так что сегодня ты будешь отрабатывать молочко по полной программе, котик, - томно проворковала Елизавета.
Хедервари плотоядно облизнулась, плавно ступая, подошла к оцепеневшему от шока Гилберту. Она мягко, но настойчиво, отобрала служившую ему единственной защитой подушку и легким толчком опрокинула в конец ошалевшего Байльшмидта на кровать. В этот момент он впервые за все годы их знакомства пожалел, что его просто не избили сковородкой.
***
Сбежав после неудавшегося ритуала от разъяренного кота-Гилберта, Артур сразу же отправился в аэропорт и улетел в Лондон. Этим он, однако, не ограничился, а оттуда уехал в Шотландию и схоронился в одном из старинных замков Скотта глубоко в горах. Керкленд даже не сомневался, что как только действие заклятия спадет, пылающий гневом Байльшмидт устроит ему что-нибудь пострашнее Битвы за Британию. Поэтому Артур целый месяц носа не показывал из своего убежища. Но все же дела в Евросоюзе вынудили его выбраться из норы и отправиться на континент, да и Скотт, со свойственной их семейке деликатностью и дружелюбием, постоянно тонко намекал брату, что ему давно пора «свалить к чертям и не портить прекрасный шотландский пейзаж своей мерзкой английской рожей». И Артур отправился в Берлин, молясь о том, чтобы в столице был лишь младший из братьев. Но высшие силы явно разгневались на Керкленда за его многочисленные оккультные опыты и были к нему не благосклонны
- Арти, дружище! Как я рад тебя видеть! – услышал он громовой рев, едва переступил порог дома немцев. По лестнице навстречу Артуру спускался Гилберт, сияющий, точно начищенный до блеска котел.
Байльшмидт широко улыбнулся, развел руки для объятия, в котором, Керкленд даже не сомневался, собирался переломать ему все кости. Но Артур не стал дожидаться мести собутыльника, круто развернувшись, он со всей возможной скоростью бросился вон из дома…
Гилберт проводил убегающего Артура озадаченным взглядом.
- Что тут за шум? – из столовой в прихожую выглянула Елизавета. – Керкленд уже пришел?
- Ага, как пришел, так и ушел, - Гилберт почесал темечко. – Я-то хотел его поблагодарить… - он слега замялся, стрельнул глазами на Хедервари, - ну, за нас… А он припустил так, словно демона увидел. Все-таки как быстро он бегает, секунда – и уже нет. Странный он какой-то.
- Я всегда была уверена, что у Керкленда не все дома, - пожала плечами Елизавета. – Не зря ему всякие феечки сроду мерещатся.
- И черт с ним! – махнул рукой Гилберт.
- А как же обед? Зря я, что ли, столько всего готовила?
- Ничего, мне больше достанется! Там ведь все мое любимое…
- О да, пирожки с мясом специально для моего котика, - игриво улыбнулась Елизавета.
- Но ты же знаешь, что гораздо больше пирогов твой котик любит, когда его гладят…
Гилберт обнял ее за талию, и они скрылись в столовой.