[Morriganilive]

Продолжаю радовать себя драбблами, фапать на персонажей и засорять ПЧ френдленту. А мне пофиг, я свихнутый графоман!

Название: Ты и я
Фандом: Хеталия
Бета:  Dark wise wizard плюс моя безграмотность
Персонажи: Пруссия\Венгрия, на фоне Германия, Итали и прочие страны по мере необходимости
Рейтинг: PG-13 (кое-где возможно будет рейтинг, о чем предупрежу отдельно)
Жанр: романтика, флафф, юмор, повседневность
Дисклеймер: все-все у Химаря
Предупреждение: ООСище и вообще мой личный фанон

предидущие части

Готовим вместе
Кастрюля весело булькала, шкворчала сковородка – вместе у них получалась забавная кулинарная симфония. Запев старую венгерскую песенку, Елизавета присоединила свой голос к их хору. Она всегда любила готовить: наполнявшие кухню запахи и звуки дарили приятное ощущение домашнего тепла, на душе становилось легко и спокойно...
Хедервари осторожно помешала лопаткой жарящуюся картошку.
«Ну вот, еще немного и можно подавать на стол», - довольно подумала она и вдруг ощутила, как сильные руки обвили ее талию, а кожу защекотало горячее дыхание.
- Гилберт, не мешайся, - она постаралась придать голосу строгости, но как раз в этот момент шершавый язык скользнул по кончику ее ушка, так что сурового выговора не получилось. Елизавета охнула и выронила лопатку.
- Эй, сейчас сковородкой тресну! – пригрозила она, однако, уже без прежней уверенности.
- Прямо вот этой сковородой с картошкой и треснешь? – хохотнул Гилберт, и не думая ее отпускать.
- Гил, тебе что, сложно подождать, пока еда приготовится? – нахмурилась Елизавета.
- Но я голодный, - протянул он тоном капризного ребенка и чуть куснул мочку ее уха. Хедервари вздрогнула, сдавленно пискнув.
- Гил, я серьезно, - уже совсем слабо запротестовала она. – Дождись обеда…
- Не хочу ждать… Хочу свой десерт прямо сейчас, - промурлыкал он и, резко развернув Елизавету к себе, впился в ее губы.
На мгновение она застыла, а затем все-таки сдалась, решив, что можно ненадолго забыть о готовящейся на плите еде. Елизавета запустила пальчики в жесткую шевелюру Гилберта, притягивая его ближе и углубляя поцелуй.
Через пару минут они чуть отстранились друг от друга и Байльшмидт едва заметно ухмыльнулся.
- Сегодня десерт просто объеденье…
- Ну, раз вы уже изволили полакомиться, может быть, я могу вернуться к плите? – осведомилась Елизавета.
- Нет, нет, нет, я же едва успел распробовать! – замотал головой Гилберт.
Его горячие губы заскользили по ее тонкой шее, и Елизавета почувствовала, как реальность растворяется… Она запрокинула голову, словно приглашая его к поцелуям, и тихонько застонала, когда он коснулся особо чувствительной точки…
Елизавета не знала, сколько прошло времени, но внезапно разлившийся в воздухе запах паленого вырвал ее из сладкого мира грез.
- Гил, - неуверенно окликнула она Байльшмидта.
- Что? – буркнул он, явно недовольный, что его отвлекают от такого важного занятия, как расстегивание молнии на ее платье.
- Гил, по-моему, что-то горит…
Пару мгновений они таращились друг на друга, затем дружно повернулись к плите…
- Эммм… А помнишь ты все жаловалась, что мы давно не были в ресторане? – робко произнес Гилберт, пытаясь ножом счистить со сковороды остатки картошки. – Вчера как раз неподалеку открылся отличный немецкий бар… И жареная картошка там наверняка есть.

По-немецки
посвящается немецкому языку, который меня вдохновляет

- Komm zu mir*.
Елизавета, едва заметно вздрогнув, обернулась. Сидящий в кресле Гилберт смотрел на нее из-под полуопущенных век, и в слабом свете камина его рубиновые глаза едва заметно блестели. Словно угли тлеющего костра, в любую секунду готовые вспыхнуть вновь, затопить все вокруг бушующим пламенем.
- Komm zu mir, - тихо повторил он, и она ощутила, как по коже побежали мурашки. Когда он говорил на родном языке, ее всегда охватывало такое чувство. Странное волнение. Хотя Елизавета и раньше неоднократно слышала немецкую речь: Родерих сам изъяснялся исключительно по-немецки и от слуг требовал того же, но почему-то в устах Гилберта привычные слова звучали по-другому. Особенно. Властно. Призывно. Даже простое «Ich liebe dich» казалось не нежным признанием, а требовательным приказом. «Я люблю тебя. И ты люби меня».
- Komm zu mir, Lizhen, - вновь позвал Гилберт. И она пошла к нему, мягко ступая по ворсистому ковру, словно дикая кошка. Кошка, гуляющая сама по себе, но сегодня решившая изменить своим правилам и позволившая себя поймать.
Гилберт обхватил ее тонкое запястье и притянул к себе на колени.
- Gute kätzchen**, - шепнул он ей на ушко.
- Говори по-венгерски, - едва ли не взмолилась Елизавета.
- Nein, - улыбнулся он, поигрывая ее локоном.
- Почему?
- Weil dir meine Sprache gefällt...Richtig?***
-… Ja.

*Komm zu mir – Иди ко мне.
**Gute kätzchen - хорошая кошечка
***Weil dir meine Sprache gefällt...Richtig? – Потому что тебе нравится мой язык… Верно?


О пользе каталогов

- Нет, я, конечно, понимаю, что без Великого меня ты с уборкой не справишься. И даже готов тебе великодушно помочь, но… КАКОГО ЧЕРТА Я ДОЛЖЕН НОСИТЬ ЭТИ ШМОТКИ?
- Потому что они тебе очень идут, - Елизавета даже не пыталась скрыть ехидной усмешки.
В ответ Гилберт смерил ее хмурым взглядом.
В белой косынке и накрахмаленном кружевном переднике он действительно смотрелся настолько забавно, что Хедервари просто не могла удержаться и не заставить его походить так хоть чуть-чуть.
- Ладно, так уж и быть, поношу этот ужас, - процедил Байльшмидт сквозь зубы. – Но только пока мы убираемся… Эх, не будь у тебя завтра дня рождения, ни за что бы такую гадость не одел… А вообще на мою днюшку заставлю тебя тоже бегать по дому в передничке.
- Ну, я и так в нем часто хожу, - равнодушно пожала плечами Елизавета.
- Нет, ты не поняла… В одном передничке, - ощерился Гилберт.
- До твоей днюшки еще полгода… Иди уже пыль с полок вытирай, извращенец, - хмыкнула Хедервари, сунув ему в руки тряпку.
Гилберт ушел в соседнюю комнату, что-то недовольно бурча себе под нос. Хотя, если бы не грядущий день рождение, из-за которого Елизавета собственно и затеяла генеральную уборку, помощи от Байльшмидта она бы не дождалась. Он был специалистом не по наведению порядка, а как раз по созданию беспорядка. Разбросанные по квартире носки, рубашки, семейники с цыплятами, немытые кружки из-под пива и прочее в том же духе – в этом был весь Гилберт.
- Эх, все-таки мужчины такие поросята, - беззлобно проворчала Елизавета, заметив на столе небрежно брошенные журналы. – Ну вот, опять не сложил, как надо… Даже не вериться, что аккуратный Людвиг родной брат этого неряхи.
Хедервари принялась собирать журналы в стопку.
- Читал бы хоть иногда серьезные книги, - продолжала рассуждать она. – А то только глянец... Что тут у нас?.. Футбол, футбол, машины, оружие, женское белье… Чего?!
Она ошарашено уставилась на лежащий на столе каталог нижнего белья. Он точно не мог принадлежать ей, свои журналы она совсем недавно отправила в мусорное ведро, а значит… Елизавета присмотрелась повнимательнее – каталог был открыт и с яркой фотографии на нее смотрела блондинка в шикарном белье. Кружевной корсет, цвета молодого вина, чулочки и тоненький пеньюар с узором в виде бабочек – Хедервари бы сама не отказалась от такого. Но вот модель, на ее взгляд, была отвратительно вульгарна: косящая под Мерелин Монро пухлогубая девица. Хотя внимание Елизаветы привлекла вовсе не она, а надпись на странице. Кислотно-желтым фломастером рядом с фигурой девушки было выведено «Гуд, гуд» и нарисована улыбающаяся рожица…
- Эй, Лизхен, я закончил. Что дальше? – раздался сзади голос Гилберта.
Елизавета подхватила каталог и, резко развернувшись, сунула его под нос Байльшмидту.
- И как это понимать? – прошипела она.
Пару мгновений Гилберт рассматривал фото, а затем очень натурально изобразил удивление.
- А я тут вообще причем? Разбрасываешь свои дамские журнальчики где ни попадя…
- Все свои я уже давно выкинула, - процедила Елизавета.
- А! Точно! – Байльшмидт демонстративно хлопнул себя по лбу. – Это же Запад притащил. Показывал, все говорил, что в таких каталогах девочки покруче, чем в порножурналах…
- Людвиг значит…
- Ага, ага.
- И это он написал на картинке «гуд гуд» и нарисовал рожицу? – выгнула бровь Елизавета.
- Конечно он, кто же еще! – алые глаза так и лучились искренностью. - Ему как раз нравятся такие блондинки в теле…
- Да ладно, - криво ухмыльнулась Хедервари. - Людвигу нравятся рыжие итальянки… Вернее итальянцы.
- Но-но-но, Лизхен! Не начинай свою старую песню. Запад не из «этих». Они с макаронником просто друзья… Как я с Тони и Францем … Или у тебя и про нас всякие фантазии есть? Тебе точно пора завязывать с чтением манги…
- Так. Байльшмидт. Не пытайся уйти от темы, - перебила Елизавета. - Просто признай, что каталог – твой!
- Ладно, сдаюсь, мой… Что тут такого? – развел руками он. - Подумаешь, сунули распространители в магазине, полистал немного, посмотрел на красивых баб.
- Только смотрел, да? Или и кое-что другое делал? – процедила Хедервари, все больше распаляясь. – А я тебе на что? Или на меня уже и смотреть противно? Не говоря уж о том, чтобы не только смотреть, но и делать…
- Вот-вот, кстати! О том самом! О деланье! Ты как вступила в свой Евросоюз, так неделями дома не бываешь! – Гилберт перешел на крик. - Летаешь на всякие конференции… А я, между прочим, нормальный, здоровый мужик, мне часто бывает нужно… ну это… Вообще, радуйся, что я с журналами дома, а не со шлюхами в борделе!
- Ах, мне еще и радоваться нужно?! – взорвалась Елизавета. – Радоваться, что мне ты предпочитаешь картинки?!
Байльшмидт, похоже, понял, что сболтнул лишнего, попытался что-то сказать в свое оправдание, но Хедервари уже не слушала. В самых красочных выражениях она сообщила все, что думает всяких озабоченных самцах и об одном красноглазом самце в частности, швырнула злосчастный каталог Гилберту в лицо и убежала в спальню, хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка.
Остаток дня они не разговаривали, Байльшмидт ушел спать на диван, а Елизавета полночи сидела на кровати и, раздраженно сминая в руках подушку, проклинала его на чем свет стоит.
«Чертов лицемер, все говорит, как ему нравятся рыженькие да зеленоглазые, а сам втихомолку пускает слюни на всяких жирных блондинок… И ведь прямо перед моим днем рождением. Тоже мне подарочек!»
Наконец, она уснула…
Ее разбудил сладкий аромат роз, мягко прокравшийся в дрему. И первым, что она увидела, открыв глаза, был огромный букет на прикроватном столике. Рядом лежала алая коробка, перевязанная золотой лентой. В том, от кого этот подарок, сомневаться не приходилось.
Елизавета выбралась из-под одеяла и, подгоняемая любопытством, тут же открыла коробку. Внутри оказалось то самое роскошное белье из каталога. Фирменное, из дорого бутика. Недолго думая, Елизавета примерила обновку – все сидело просто идеально, словно было сшито специально для нее.
Когда Хедервари крутилась перед зеркалом, разглядывая себя со всех ракурсов, в дверь робко поскреблись. Мгновение поколебавшись, она оторвала пышный бутон одной из роз и, закрепив его в волосах, крикнула «входите!». Гилберт осторожно заглянул в комнату, да так и застыл на пороге, уставившись на Елизавету.
- Ну как, мне идет? – кокетливо улыбнулась она, демонстративно поправляя чулочек. Хотя можно было бы и не спрашивать: вспыхнувший в алых глазах огонь говорил лучше всяких слов.
- Черт, даже круче, чем я рассчитывал, - севшим голосом прошептал Гилберт.
Соблазнительно покачивая бедрами, Елизавета подплыла к нему, обвила руками шею и чмокнула в щеку.
- Спасибо… Но почему же ты сразу не сказал, для чего тебе был нужен каталог, глупенький? Мы бы тогда не поругались…
- Но и сюрприза бы не вышло... К тому же, ты ведь все равно бы мне не поверила, - хмыкнул Гилберт, притягивая ее ближе к себе.
Елизавета была вынуждена признать, что он прав: вчера она слишком завелась и решила бы, что он опять врет, пытаясь оправдаться. Вспыльчивость как всегда сыграла с ней злую шутку, но зато теперь все встало на свои места, и неприятный осадок от скандала улетучился, словно дым.
- Хорошо, тогда у меня остался только один вопрос, - Елизавета лукаво прищурилась. - Скажи… А ты выбирал подарок для меня или все-таки для себя?
В ответ Гилберт одарил ее своей фирменной широкой улыбкой.
- Лучший подарок это тот, которым можно пользоваться вместе!


Что в прозвище тебе моем
- Котенок, ну не обижайся.
- Я не обижаюсь, - буркнула Елизавета, ускоряя шаг.
- Ага, не обижается она… А сама надулась, как мышь на крупу. Подумаешь, опоздал я на несколько минут на нашу встречу, что теперь из-за этого кукситься.
Гилберт обогнал ее и одарил своей особой обворожительной улыбкой, за которую, как этот хитрец прекрасно знал, Елизавета могла простить ему многое.
- Я не обижаюсь, честно, - пробормотала Хедервари, старательно шепча про себя заклинания от прусской магии обаяния. – И…
Она на мгновение замолчала, смущенно отвела взгляд.
- Прекрати меня так называть.
- Как, котенок? – недоуменно выгнул бровь Байльшмидт.
- Вот так!
- Мне казалось, тебе нравится.
- Нравится, но только, когда мы в пос… наедине, а не на людях, - Елизавета воровато огляделась.
Они как раз остановились у подъезда своего дома, неподалеку на детской площадке чинные мамаши и бабушки выгуливали ребятишек, то и дело бросая любопытные взгляды на шумных молодых людей.
- Да забей на них, - фыркнул Гилберт. – Пускай завидуют тому, какой шикарный мужчина тебе достался! И вообще, у настоящих парочек ведь должны быть прозвища…
- Должны, да? – хитро прищурилась Елизавета, в этот момент действительно став похожей на шаловливую зеленоглазую кошечку. – А ведь я тебе никакого прозвища так и не придумала. Не порядок. Надо это исправить.
- Давай-давай, - Байльшмидт в предвкушении потер руки.
Хедервари изобразила напряженные раздумья, а затем задорно усмехнулась.
- Придумала. Цыпленочек!
Пару секунд Гилберт ошарашено таращился на нее, глуповато раскрыв рот.
- Я протестую! – принялся возмущаться он.- Что еще за дурацкое прозвище!
- Дурацкое? А, по-моему, очень милое, - невинно захлопала ресничками Елизавета. – Да и Фрицу наверняка понравится.
Желтый птиц, по традиции сидевший на макушке Гилберта, ответил на это флегматичным взглядом, про себя в очередной раз удивляясь, как люди могут создавать столько шума из ничего. Ведь можно просто спариться, да спокойно высиживать яйца.
- Нет, нет! Мне не нравится! – замахал руками Гилберт. – У Великого должно быть крутое прозвище, а не такая дребедень.
- Крутое? Например, супер мачо? Или дикий бык? А вот еще… Жеребец! – Елизавета уже едва не давилась хохотом.
- Опять издеваешься, - теперь пришла очередь Байльшмидта дуться.
- Ах, какой же ты капризный, - Хедервари отворила дверь в подъезд и, прежде чем скрыться за ней, едва слышно шепнула, словно припечатывая, - цыпленочек.
- Лизхен, стой! – заорал ей в след Гилберт. – Я все еще не дал согласие на такое прозвище!
***
На Пасху по традиции Людвиг приехал к ним в гости на семейный обед. Елизавета расстаралась, приготовив лучшие блюда немецкой кухни, а Гилберт соорудил свои фирменные блинчики – это, пожалуй, была единственная домашняя обязанность, которую он выполнял с удовольствием и без угрозы избиения сковородкой.
После трапезы Хедервари с горой грязных тарелок удалилась на кухню, а мужчины остались в столовой обсудить за пивом политические дела. Людвиг пожаловался брату на очередные проблемы в Евросоюзе, и Гилберт как раз советовал ему «захватить всех и устроить Четвертый Рейх», когда послышался голос Елизаветы.
- Цыпленочек, помоги мне помыть посуду, пожалуйста!
Брови Людвига поползли вверх.
- Цыпленочек? – едва заметно улыбнулся он.
- Что смешного? – рыкнул Гилберт, чувствуя, что щеки заливает предательский, совершенно не подобающий Великому, румянец.
- О, ничего, совершенно ничего, - лицо Людвига окаменело, но в обычно холодных голубых глазах притаился веселый блеск.
Гилберт подозрительно зыркнул на брата и ушел на кухню, стараясь сохранить величественный вид.
- Надо же, цыпленочек, - тихо хихикнул Людвиг. – А что… Ему подходит.

NEW
Воркующие голубки

Венециано с необыкновенной для него осторожностью крался за кустами роз.
«Вот бы и в разведке он проявлял такое же усердие», - с досадой подумал ползший следом Людвиг.
- Знаешь, вообще-то подглядывать нехорошо, - обронил немец.
- Но мы же совсем чуть-чуть, - Варгас обернулся к нему и состроил невинную мордашку. - Братик Гил и сестренка Лиза на людях такие отстраненные, будто и не пара вовсе. Даже не обнимаются. А я хочу посмотреть, как они воркуют! Это наверняка так мило…
Людвиг честно попытался представить своего брата мило воркующим, но то ли с воображением у него было туго, то ли еще что, но ничего не вышло.
- И еще я хочу увидеть поцелуй! – заявил Венециано, мечтательно прикрыв глаза. – Ах, любовь так прекрасна…
Щеки Людвига заметно порозовели.
- Я все-таки не думаю, что нам стоит вторгаться в чужую личную жизнь, - смущенно начал он, но тут Варгас приложил палец к губам и предупреждающе зашипел.
- Тихо, мы уже на месте!
Венециано на секунду выглянул из-за кустов, а затем нырнул обратно и расплылся в умильной улыбке.
- Посмотри, Людди, ты только посмотри. Они такие очаровашки! – казалось, он вот-вот начнет распылять сердечки.
Людвиг хоть минуту назад и вещал о неприкосновенности личной жизни, все же не удержался и тоже взглянул на полянку за кустами. Там на шезлонге вальяжно развалился Гилберт, а у него на коленях удобно устроилась Елизавета. Байльшмидт уверено обнимал ее тонкую талию, а Хедервари приводила в еще больший беспорядок его и без того вечно взъерошенные волосы. В тот момент, когда Людвиг выглянул из кустов, Елизавета как раз растрепала его старшему брату челку и, рассмеявшись, легонько поцеловала его в губы.
Байльшмидт-младший покраснел до корней волос и поспешил вернуться в укрытие.
- Все, мы уходим, Венециано! – объявил он. – Посмотрели и хватит.
- Нет, нет, нет, - принялся канючить Варгас. – Я хочу послушать, о чем они говорят. Наверняка это что-то вроде «Ты прекрасна, солнышко!» и «Я так люблю тебя, милый!» и прочие нежности. Хочу, хочу послушать!
И Венециано, проявив удивительную для себя решительность, принялся пробираться по кустам поближе к парочке на шезлонге. Людвиг тяжко вздохнул и последовал за ним, оправдываясь тем, что не может бросить Варгаса одного. Хотя на деле ему тоже было ужасно любопытно: все-таки милующиеся суровый солдат Гилберт и железная амазонка Елизавета редкостное зрелище.
Заняв наблюдательную позицию рядом с Венециано, Людвиг весь обратился вслух.
- … И потом наши танковые клинья прорвут оборону противника, - донесся до него голос брата.
- Мне кажется, лучше сначала провести длительную артподготовку, - а это уже мягкое контральто Елизаветы.
- Нет, котенок, ты не понимаешь, важна внезапность! Массированная атака! - пылко возразил Гилберт. – Буря и натиск!
- Ох уж эта ваша немецкая страсть к блицкригам, - цокнула языком Хедервари. – Вот смотри, если мы расположим наши войска вот так…
И следующие десять минут парочка на поляне страстно спорила о тактике в некоем гипотетическом сражении. Затем они переключились на достоинства и недостатки разных моделей танков, и обсуждали оружие с таким жаром, что романтические разговоры влюбленных и рядом не стояли...
С каждым словом лицо Венециано все больше вытягивалось, а Людвиг наоборот оставался совершенно невозмутимым.
- Что и следовало ожидать, - наконец философски изрек он.
- Веееее… А как же милое воркование?! – Варгас чуть не плакал. – Это не честно!!!
- Ну, ну, не переживай, - ободряюще потрепал его по плечу Людвиг. – Пойдем лучше приготовим пасту…
- Паааастааа! – Венециано тут же заулыбался и позволил немцу увести себя с пункта наблюдения.
***
- Я думала, они никогда не уйдут, - облегченно вздохнула Елизавета, стрельнув глазами в сторону кустов, которые наконец-то перестали разговаривать голосами Венециано и Людвига.
- Что ж, раз наши горе-шпионы позорно отступили, мы можем перейти от теории к практике. Верно, котенок? – Гилберт каверзно усмехнулся и запустил руку под подол легкого сарафанчика Хедервари. – И вот наши танковые клинья смело вторгаются на вражескую территорию…